Шлепанцы на исцарапанных ногах держались плохо. Даша плелась за сестрой и тупо сожалела, что не сдохла ночью. Из носа текли сопли, в животе угрожающе бурлило. Не нужно было пить сырую воду. Вот об этом и думай, обо всем прочем позаботится твоя уверенная и мудрая сестрица.
Шмыгая носом, Даша стояла и старалась не смотреть, как сестра разговаривает с местными. Людей здесь было немного: торговцы овощами на двух повозках, – с одной семейной парой, так боящейся опоздать к первому парому, сестры заочно уже были знакомы. Еще здесь торчало четверо юнцов, – эти явно заявились пешком и теперь сидели на перилах пристани. У ног мальчишек валялись потрепанные мешки. С этой четверкой и вступила в разговор Мари. Доносившиеся сомнительные шуточки Даша старалась пропускать мимо ушей. Мальчишки явно были уверенны, что девки провели ночь, работая в роще у остановившихся там речников. Что за «работа» тоже было абсолютно понятно. Машка бесстыдно улыбалась и не спешила рассеивать заблуждения местной шпаны. Насчет нарядов девушек местные хулиганы тоже не замедлили высказаться. Особенно неприлично были оценено нижнее белье, просвечивающее сквозь платья. С взаимопониманием вопросов не возникало, – нормальный язык, только смысл отдельных слов не совсем понятен. Очевидно, местный жаргон. Или ненормативная лексика. Догадаться можно….
Краснеть у Даши не было сил. Девочка отошла к перилам чуть подальше, присела на доски пристани. От досок крепко пахло рыбой, в щелях желтели рассыпанные зернышки овса. Несчастный желудок Даши начал бунтовать с новой силой.
Мари шепталась с парнями.
«Шлюха», – тоскливо подумала Даша. – «Моя сестрица – банальная шлюха. Я сейчас умру, а она только хихикает».
Возницы зашевелились. К пристани подходил паром. Медленно ворочались тяжелые весла.
Рядом с Дашей присела сестра:
– Что у тебя такой вид полудохлый? Сопли замучили? Веселей, Дашка, – переберемся в город, я тебя покормлю. Я телефон продала. Продешевила, конечно. Ребятишки подумали, что я его у тех речников сперла. «Шкатулка с секретом», – ха! Ну, пусть открывают. Может им аккумулятор слитком золота покажется. Да не грусти ты так. Здесь люди необразованные, темные, но общаться вполне можно. Ну, не богема, естественно. Так мы и не в Москве, – Мари вздохнула. – Город этот называется – Каннут. Да, что же ты, черт возьми, такая апатичная? Сейчас нам быстро соображать требуется. Неприятностей здесь отхватить легче легкого…
С парома, под шум и ругань, съезжали повозки, сходили люди. Первыми начали погрузку повозки с овощами. Мари заплатила за проезд кряжистому бородатому паромщику, увернулась от лапы, норовившей шлепнуть пониже спины, и потянула сестру на паром.
– Да приди же в себя, Дарья! Нашла время капризничать.
Капризничать Даша не хотела. Она вообще ничего не хотела. Ничего-ничего-ничего. Села у борта, обхватила руками колени, чтобы гребцы не заглядывали под слишком короткую юбку. Дичь. Варварство. Воняет навозом, конским и человеческим потом. Занозы кругом. У гребцов сквозь дырявые штаны стыд виден. Средневековье. Сожгут как ведьм. А-а, не все ли равно? Качнуться бы через невысокий борт, да в воду. Только не утонешь ты, Дашка. Плаваешь чересчур хорошо. Нет, ты быстрее с ума сойдешь, чем утопнешь. Как можно жить без Москвы, без родителей, без зубной щетки? Без телефона.
Сквозь навернувшиеся слезы, Даша покосилась на сестру. Машка сидела с мальчишками, на широком носу парома, оживленно болтала. Отпихнула норовящую лечь на бедро наглую руку. А ведь она ноги нарочно показывает. Естествоиспытательница проклятая, – изучает, – такие же здесь парни, или им, средневековым, что иное подавай? И ведь не пропадет, Мария Георгиевна. Вон как на нее мальчишки пялятся. Да что мальчишки, все мужики живо интересуются теми ногами исцарапанными, бесстыдными.
Даша отвернулась и принялась смотреть в воду. Неудержимо текли слезы. Ну, не может же за сутки жизнь так измениться!? Разве способен человек такое пережить и с ума не сойти? Ладно – Машка, она всегда не головой, а иным местом думала. Мама вечно так говорила, когда психовать на сестру начинала. Ах, мама, мама…
Даша шмыгнула носом, и одновременно всхлипнула. Попробовала сморкнуться, почти получилось, прозрачные нити повисли на доске перил. Даша поспешно размазала их подошвой шлепанца.
– Эй, ты чего такие красивые туфли портишь?
Даша вздрогнула, покосилась. Рядом присел на корточки один из Машкиной компании. Самый некрасивый, худой, мослы торчат как у марионеточного скелета, глаза хулигански прищурены, штаны в два раза просторнее, чем нужно.
– Ты что здесь одна сидишь, горем убитая? Умер кто? Или потеряла что-нибудь? Наверное, заколку.
– Почему заколку? – растерянно спросила Даша.
– Да сильно похоже на то, – мальчишка показал пальцем, – уж очень ты растрепанная.
Даша машинально пригладила волосы и поинтересовалась:
– Ты мне гребень хотел предложить?
– Не, я и сам не пользуюсь, – улыбнулся парень. Зубы у него были крепкие, но удивительно неровные.
Даша заморгала:
– Если сам не пользуешься, чего к людям пристаешь?
– Так я так, для разговора. Смотрю, сидишь грустная. Подружка-то твоя, куда как с острым язычком, с ней-то не заскучаешь.
– Так вали к ней и не скучай. Чего ко мне пристал?
Парень удивился:
– Разве я пристал? Я даже еще и не начал. Ты откуда такая злая? С верховьев или с устья? Говоришь не по нашему.
– Слушай, какое тебе дело? Я ведь и в правду все свои заколки потеряла. Не приставай, а?
– Ладно-ладно. Не хочешь разговаривать – не надо. Я тебя просто угостить хотел, – парень вытащил из мешочка на поясе что-то обтрепанное, однозначно несъедобное на вид, всунул в пальцы Даши. – Я по опыту знаю – люди злые, когда жрать хотят. И девчонки сероглазые, как и все люди…
Костлявый ловко перепрыгнул через жерди ограждения, пошел к своим на нос. Даша растерянно смотрела на замызганный сухарь в своей руке. Похоже, болтался пыльный продукт у пояса бродяги не один день. Может и подобрали этот сухарь на какой-нибудь помойке. Но пах огрызок съедобно и даже сладко.
Паром медленно двигался наперерез течению. Даша сидела, прикрыв глаза, посасывала сухарь. Вокруг скрипели весла, плескалась вода. С борта стоявшей на якоре барки с руганью выплеснули ведро помоев. Всё это было рядом, но оказывается, об этом можно не думать. Стоит только закрыть глаза.
«Два осетра, брат и сестра,
плыли вниз по реке, и нашли чемодан в песке…»
Паром подошел к причалу. Мальчишки похватали свои мешки, и с гиком перепрыгнули на настил, не дожидаясь, когда паром причалит. Сердитый паромщик громогласно обозвал прыгунов «хогменовыми недоносками».
– Хватит грезить, – сказала Мари, беря сестру за руку. – Пошли достопримечательности осматривать.
Даша покорно встала.
Девушки протиснулись мимо повозок и сошли на пристань. Справа сплошной стеной покачивались речные суда. Слева тянулся приземистый сарай, по крыше которого прогуливались, самодовольно курлыкая, многочисленные, упитанные, весьма похожие на московских голубей, птицы. Под ногами была густая грязь, развезенная множеством колес и ног.
… – Город Каннут – здешний пуп земли, – рассказывала Мари. – Нам повезло, что мы сюда вышли. До ближайшего приличного городка, чуть ли не тридцать три года и три месяца караванных путей. А здесь, в Каннуте, король властвует, как положено. Войны, чумы или президентских выборов в ближайшее время не предвидится. Обстановка стабильная, что не может не радовать. Мы же москвички, неужто мы этот отсталый Каннут не покорим? Эй, сестрица, ты меня слушаешь?
Даша не слушала. Страшные сказки стали почти явью, но к чему знать подробности? Нормальный человек всё равно не будет здесь жить. Это попросту невозможно. Она, как нормальный человек, должна пойти в десятый класс. Учиться, готовиться к институту. И никаким дикарским королям и вонючим улицам не изменить этого единственно возможного варианта жизни.