Выбрать главу

Не выразить, как тяжело пришлось ей в этот миг, — обречь себя на разлуку с тем, кого она любила так нежно и горячо, как никого еще в своей жизни. Не удержавшись, Брильянта несколько раз обернулась посмотреть, не следует ли он за ней, и заметила, что он упал без чувств. Она любила его, но отказала себе в утешении помочь ему и, выйдя в поле, с мольбой подняв взор к небесам и молитвенно сложив руки, воскликнула:

— О, добродетель! О, слава! О, величие! Я пожертвовала покоем, — воскликнула она, — ради тебя, о судьба! О Тразимен! Я отказываюсь от своей роковой красоты; верни мне или мое уродство, или, не вгоняя меня в краску, — возлюбленного, которого я вынуждена покинуть!

При этих словах она остановилась, сама не зная, идти ей дальше или вернуться. Сердце рвалось обратно в лес, где оставался Идеал, но добродетель восторжествовала над любовью. Она из благородства решила больше не видеться с ним.

С тех пор, как принцесса очутилась в этих местах, она часто слышала рассказы о знаменитом колдуне, живущем в замке, который он построил со своей сестрой на окраине острова. Люди только и говорили, что об их познаниях: что ни день, происходило новое чудо. Она подумала, что стереть из ее сердца образ очаровательного пастуха сможет только колдовская сила, и, не сказав ни слова своей сострадательной хозяйке, принявшей ее как родную дочь, пустилась в путь, столь погруженная в свои невзгоды, что вовсе и не подумала об опасностях, подстерегающих юную и прекрасную девицу, путешествующую в одиночестве. Она не останавливалась ни днем, ни ночью — не ела и не пила, — так ей хотелось поскорее добраться до замка и излечиться от любви. Но, проходя темным лесом, она вдруг услышала песенку, которую, как показалось ей, напевал голос одной из подруг, а в словах она различила свое имя. Она остановилась и услышала вот что:

Идеал, наш пастушок, Строен, статен и высок; Он Брильянту полюбил, Что юна, мила, красива, хороша — нет сил. Отрасти жар пылал в крови, Тщился пастушок влюбленный милой деве угождать,        Но строптивица и знать        Не желала о любви.        А в разлуке с пастушком Сердце девичье тоска переполняла,        Это говорит о том, Что не меньше от любви она страдала.        Правда, редко так случалось,        Чтоб Брильянта огорчалась, Ибо был всегда он рядом        (А она тому и рада).        Рядом с милой лежа на лужку,        Пел свои ей песни он, бывало, И внимала та прелестница дружку,        А случалось, подпевала.

— Ах! Это уж слишком, — сказала она, проливая слезы. — Нескромный пастух, ты хвастался невинными знаками расположения, которые я тебе оказывала! Ты осмелился предположить, что мое слабое сердце окажется чувствительней к твоей страсти, нежели к чувству долга! Ты раскрыл нескромность твоих желаний, и теперь обо мне поют в лесах и долинах!

И ее охватила такая досада, что, встреть она его сейчас, — выказала бы безразличие, а может быть, даже ненависть. «Нет больше надобности, — думала она, — в лекарстве от моего недуга; мне нечего опасаться пастуха столь мало достойного. Я вернусь в хижину с пастушкой, чье пение слышала».

Она что было сил выкрикнула имя подруги, зовя ее, но никто ей не ответил, хотя пение раздавалось где-то совсем рядом. Ее охватили беспокойство и страх. На самом деле это был лес колдуна, и со всеми, кто заходил в его чащу, непременно что-нибудь приключалось.

Брильянта, взволнованная, как никогда прежде, поспешила выйти из него. «Неужто пастух, так меня пугавший, — говорила она себе, — уже столь неопасен для меня, что я подвергну себя риску встречи с ним? Что, если мое сердце, вступив с ним в сговор, стремится обмануть меня? Ах! Нужно бежать, это лучшее средство для такой несчастной принцессы, как я». Она подходила все ближе к замку колдуна; а очутившись рядом с ним, беспрепятственно вошла внутрь. Шагая через несколько широких дворов, до того заросших буйными сорняками, словно никто не бывал там уже сто лет, она выполола их все, расцарапав руки. Потом вошла в темный зал, куда через маленькую щелочку проникала лишь узенькая полоска света, а пол был весь устлан крыльями летучих мышей. На потолке вместо люстр висели двенадцать котов, жалобное мяуканье коих сводило с ума; а на длинном столе бились привязанные за хвостики двенадцать мышей, и перед каждой — кусочек сала, до которого они не могли дотянуться; выходило, что коты видели мышей, но не могли их съесть, а мыши дрожали от страха, взирая на котов, и страдали от голода, хотя рядом лежало сало.