Едва принцесса увидела несчастных животных, как в зал вошел колдун в длинном черном одеянии. На голове у него вместо шляпы сидел крокодил; поистине, ни у кого еще не было столь чудовищного головного убора. Старик был в очках, а в руке держал кнут из двадцати живых змей. О! Какой ужас охватил тогда принцессу! Как же ей захотелось назад к своему пастуху, барашкам и собачке! Она думала только о бегстве и, не сказав ни слова, бросилась к двери, но та вся была затянута густой паутиной. Принцесса откинула одну паутинку, но под ней оказалась другая, а под той — третья; едва она снимет одну, появляется новая, а за ней еще — этим отвратительным слоям не было ни конца ни края. Бедная принцесса изнемогала от усталости: у нее не хватало сил раздвигать их. Она было присела немного отдохнуть, но тут ей в тело впились острые шипы. Вскочив, она вновь принялась снимать занавеси из паутины, но те знай опять появлялись одна за другой. Злой старик, глядя на нее, захлебывался от смеха и наконец сказал:
— Так тебе вовек не справиться. А ведь я еще никогда не видел столь юного и прекрасного создания; хочешь, возьму тебя в жены? Могу отдать тебе этих подвешенных к потолку котов, и делай с ними что захочешь, и тех мышей на столе в придачу. Коты — на самом деле принцы, а мыши — принцессы. Плутовки некогда удостоились чести понравиться мне (ведь я всегда был весьма разлюбезный кавалер), но ни одна не захотела меня полюбить. Принцы же были моими счастливыми соперниками. Меня охватила зависть: хитростью я заманил их сюда и превратил в котов и мышей. Занятнее всего то, что теперь они ненавидят друг друга столь же сильно, сколь любили прежде, так что едва ли я мог бы быть отомщен лучше.
— Ах, господин, — вскричала Брильянта, — превратите меня в мышь: я заслуживаю этого не меньше, чем несчастные принцессы.
— Как, — сказал чародей, — и ты, маленькая пастушка, тоже не согласна полюбить меня?
— Я приняла решение никогда не любить, — отвечала она.
— О, вот глупышка! — рассмеялся колдун. — Я буду кормить тебя восхитительными яствами, рассказывать тебе сказки, одевать в лучшие в мире наряды; ты всегда будешь ездить в карете или паланкине, тебя будут называть госпожой.
— Я решилась никогда не любить, — повторила принцесса.
— Придержи язык, — в гневе вскричал тогда старик, — или пожалеешь.
— Мне все равно, — сказала Брильянта, — я решила никогда не любить.
— Ну что ж, бессердечное создание, — промолвил он, прикоснувшись к ней, — не желаешь меня полюбить — так быть тебе созданием необычным: ни зверем, ни рыбой, без костей и крови, и притом зеленого цвета, ибо ты еще так юна; как и прежде, будет для тебя, легкой и резвой, луг родным домом, а называть тебя станут цикадой.
В тот же миг принцесса Брильянта превратилась в самую прекрасную цикаду на земле и, обрадовавшись свободе, тотчас вылетела в сад.
Едва придя в себя, она горько запричитала: «Ах! Где ты, моя колымага, милая колымага? Так вот к чему привели ваши обещания, Тразимен? И эта-то участь поджидала меня двести лет? Красота, недолговечная, как весенний цвет, а под конец — одеяние из зеленого крепа, и жизнь необычного существа, ни зверя, ни рыбы, без костей и крови. Как же я несчастна! Увы! Корона скрыла бы все мои недостатки, дав мне достойного супруга; а останься я пастушкой, очаровательный Идеал только и хотел бы что обладать моим сердцем: за свое несправедливое пренебрежение к нему я поплатилась сполна и вот превратилась в цикаду, обреченную стрекотать днем и ночью, а на сердце у меня всегда так горько, что хочется плакать!» — Так говорила цикада, спрятавшись меж тонких травинок на берегу ручья.
Но что же делал принц Идеал в разлуке со своей прекрасной пастушкой? Суровость, с какой она обошлась с ним, поразила его в самое сердце, так что он не в силах был последовать за ней и лишился чувств, долго пролежав без сознания под деревом, где упал на глазах у Брильянты. Наконец прохладная земля или иная неведомая сила привели его в чувство: в тот день он не осмелился отправиться за нею и только вспоминал последние произнесенные ею стихи: