Женька постучал пальцами по подлокотнику кресла, покрутил пустой бокал и протянул:
— Ладно, думаю, в общих чертах ты должен знать. История не из приятных.
Я готовился услышать что угодно, про наркотики, алкоголь, но не такое. Гнев во мне просто вскипел, снося все барьеры. Какой-то урод ее, девятнадцатилетнюю девочку, просто сломал и морально, и физически. Так, глубокий вздох.
— А ты случайно не знаешь его фамилии, имени, отчества? Может адреса? — мой спокойной тон собеседника не обманул.
— Она не простит.
— Не узнает.
— Ладно. Зорин Богдан Алексеевич. Жуть, правда. Адреса, не знаю.
— Не важно.
Я уже успел написать смс кому надо. Скоро узнаем.
Через сорок минут и два бокала виски мы поехали по нужному адресу. Этот будущий инвалид перебрался в наш город пару лет назад и жил не далеко от Натальи, странно, что они не пересеклись.
— Укатаем этого мерзавца! — предвкушая месть, проговорил я, потирая костяшки пальцев.
— Согласен!
Добрались мы на такси к моему дому. Домой тоже зашли переодеться не в костюме же идти бить морды. Адреналин составили с виски неплохой коктейль — мы были настроены решительно и чувствовали себя крушилами из девяностых.
Мы не стали таиться и сидеть в засаде, настроение не то. Пошли прямиком в квартиру.
Дом относился к новым, бюджетным домам.
Позвонили в белый звонок, трель которого было слышно за китайской дверью, жильцы не сменили, оставив после приёма жилья.
Открыл щупленький мужчина с небольшой козлиной бородкой и хвостиком на макушке, и он как-то затравлено глянул на нас.
— Что вам? — он вытер руки об зелёный фартук в розовый цветочек. И я с удивлением заметил ногти, покрашенные во все цвета радуги.
— Это он! — со спины шепнул мне кудрявый.
Пи..ц! И что делать с этим недоразумением.
Коридор за спиной Эдика был небольшой: с одной стороны закрытый шкаф, а с другой огромная фотография одной из знаменитостей нашего небольшого городка — Зимина Эвелина. Женщина, перешагнувшая тридцатипятилетний порог своего возраста, занялась профессиональным спортом, получила мастера спорта по боксу, потом бросила спорт и развила звездную карьеру, как бодибилдер мирового уровня.
— Папа, папа, там мама пришла?
— Нет, Алиска, это просто чужие дяди.
Пятилетняя девочка прибежала, стуча босыми пятками по полу, и запрыгнула тому на руки, обхватив крепко шею.
— Вы ээээ. ааа
— О! У нас гости?
За нашими спинами раздались тяжёлые шаги и грудной женский голос.
Мимо нас в квартиру прошагала та самая Эвелина.
— Ну что столпились. Пропустите женщину. Багик помоги.
Она села на небольшой стульчик у двери и вытянула ноги. Эдик шустро спустил дочь с рук и встал на колени перед женой, снимая ее обувь.
Она освободила ноги и с удовольствием пошевелила пальцами.
В итоге, обратила взгляд на нас:
— Слушаю вас господа?
Женька оттолкнул застывшего меня и пролез вперед.
- Еда, стол. Бегом.
— До свиданья. Лиса, пойдём кушать.
И он испарился за поворотом ближайшей двери, как и наши мечты чуть ранее.
— Эвелина, просто зашли пожелать вам удачи на предстоящем состязании. Мы будем болеть за вас.
— Да, — это я произнес, что бы не стоять истуканом.
— Спасибо, ребята! Постараюсь не подвести.
Она пружинисто поднялась, открыла шкаф и достала две брошюры.
— Держите и приходите на семинары.
— До свидания!
— До свидания!
— Идите, мальчики!
Перекрестив нас на дорогу и вручив брошюры, она закрыла дверь.
— Вот это мы начистили морду! — свистнул Евгений.
— Так и скажи, Эвелины испугался, — рассмеялся я, но продолжил. -
Было бы кому чистить. Жизнь крутанула его на сто восемьдесят градусов. Пусть живет.
— А я хочу отметить, что можно предположить, что это он Эвелину стимулировал к боксу. А она оказалась ему не по зубам, — Женькины шаги слышались позади меня. Мы так были шокированы, что пошли с седьмого этажа по лестнице, попусту забыв про лифт.
Чуть позже сидя на лоджии Евгений задумчиво прокручивал в руках бокал:
— Знаешь, я всегда смеялся над Наташкиной фобией. Она боялась толпы, боялась одиночества, но всегда это скрывала. Она нигде не бывала. Дом — работа — дом. Из друзей остался только я. Она сильная, хоть так сама и не считает.
Я промолчал, наслаждаясь видом звездного калейдоскопа, состоявшего из никогда не спящих городских огней, фар спешащих куда — то машин и жилых окон многоэтажек, где за каждым таким окном проходит чья-то жизнь. Молча отпил ещё рома, открытого по поводу нашего "правосудия", после которого на душе царило спокойствие и это больше всего меня удивляло. Впереди катастрофа, крах всего чего я добивался столько лет упорным трудом, а на душе умиротворение, может быть впервые.