1981
Война
Поручики жили не больше пятнадцати дней.Война продолжалась. Воняла фосгеном и тленом.Строчил пулемет. Санитарка рыдала о пленном.Топили Гомером и Пушкиным. Ели коней.Все было не так. Разумеется, было не так.Век начался бойней, огромной, невиданной ране.Крутилась рулетка. Калека плясал за пятак.Ковбой благородный красотку спасал на экране.Как в обморок, падает в танго небритый тапер,И клавишей дребезг, и взрыв механической страсти.– На Невском стреляли, вы слышали? Вот вам и здрассте...– Пардон, да пардон, а потом подстаканники спер...– А стол, представляете, вертится, дух говорит...Распутин, Верден, фиолетовый воздух столицы,А на Бармалеева хлебная лавка горит,А что будет дальше? Когда это все прекратится?Безглазые лица. Дорожная пыль. Имена.Поручик, молящийся Богу губами моими.Все было не так. Началась мировая война.Убили в Сараево герцога и герцогиню.Какая-то Гретхен под вязом в саду Сан-Суси,Конверт надрывая, сдувала упавшую прядку,Какая-то Клер на Монмартре снимала перчаткуПо пальчику, медленно, кремовый шелк закусив...
1984
«Побирушка, дитя, Мнемозина...»
Побирушка, дитя, МнемозинаНе встревожит поверхность воды,По тяжелым разводам бензинаДобежит до рассветной звезды.Леденея в свободном полете,Приглашая тебя на вальсок,Осыпаются перышки плотиНа распаренный пляжный песок.Разворошена туча ночная,Как тяжелый сиреневый куст,А душа засыпает, не зная,Каково это небо на вкус.Мнемозины прозрачные пяткиПромелькнут в тишине камыша,На усталой своей плащ-палаткеНе грусти и не мудрствуй, душа.
1984
«Зачем рыбачка не грустит...»
Зачем рыбачка не груститО добром рыбаке,Покуда лодочка летит,Тает вдалеке?Зачем трепещет над волнойСоленая лунаИ бородатый водянойВстает с морского дна?Он отряхнется, аки пес,У бедного крыльца,Рыбачка сдует прядь волосСо смуглого лица,Ночные бабочки, шурша,Забьются о стекло,И две жемчужины в ушахКачнутся тяжело.Швыряет лодочку волна,Но будет невредимРыбак, пока его женаДружится с водяным.Улов достанется ему —Аж донесет с трудом.А пахнет тиною в дому —Так то ж рыбацкий дом.
1995
«Она живет, как птичка в кулаке...»
Она живет, как птичка в кулаке,В мозолистой горсти родного века,В панельных стенах, в царстве грубых линий,Прямых углов, бетонных тупиков,Где в ноябре светает, как сквозь сито.Ее несет окраинный экспресс,На поворотах душу вытрясая,Как из карманов мусор и бумажки.И вот, слепым закрученная ветром,Прорвав слои бензинных испарений,Сквозь жирные коричневые тучиЕе душа легко летит по небу.А между тем она сидит в контореИ шлепает на пишущей машинкеКакие-то приказы, отношенья,Инструкции, запросы и отчеты.Бессмысленные аббревиатуры,Словесные уродцы-оборотыПохожи на детей неполноценных,Как будто перед нею не бумага,А белая приютская палата,Какой-нибудь районный Дом малютки.Она в горшке разводит незабудкиИ держит мышку в ящике стола.Ей к чаю достается пастилаИз спецзаказов шефа-балагура.Машинки стук. Сто десять плюс халтура.Она живет, как птичка в кулаке.На ледяном панельном сквознякеСпокойно дремлет под программу «Время».Во сне густеет, каменеет время.Свой каменный кулак сжимает век.Родимый век, родимая столица,Там, где-то в небе каменном твоемЛетит душа. Пускай же ей летится,Легко летится над житьем-бытьем.
1986
«Печальный египетский ослик...»
Печальный египетский осликВдоль сизой пустыни идет.Печальный египетский осликПустую телегу везет.
Лимонной луны половинаИ облако наискосок,Холодная песнь муэдзинаСтекает в горячий песок.
И страшно душе заблудитьсяВ рябой мусульманской глуши,Где приторный воздух слоитсяИ мертвый кустарник шуршит.
И до нашей эры, и послеСквозь сонную эту жаруШагает египетский ослик,И уши дрожат на ветру.
1991
«Гудком пошарив, как клюкой...»
Гудком пошарив, как клюкой,Локомотив летит из мрака.На старой станции ДжанкойСмеясь и плача, спит собака.
Плевки мерцают под луной,Окурки пляшут по перрону,Вокзальчик сонный расписнойНапялил крышу, как корону.
А там, в вокзальчике, внутри,Себя звездой воображая,Надменно, будто бы чужая,Над кассой лампочка горит.
Ночь, выпустив из рукаваВсе фокусы свои и вздохи,Уже понятная до крохи,Сутулясь, тащится едва.
Среди изрезанных скамейСлепой сквозняк завел шарманкуИ выворотил наизнанкуВсю душу музыкой своей.
1983
«Ко мне приходит ночью тень отца...»
Ко мне приходит ночью тень отца.А в королевстве сладко пахнет гнилью.Остатки чая в раковину вылью,Газетку долистаю до конца.А в королевстве, как в семье любой,Свои вялотекущие интриги,Свои кастрюли и в карманах фиги,Свой сор, свое вранье, своя любовь.Мне гамлетовский плащ не по плечу.Я путаюсь, о полы спотыкаюсь,И в Лондон никогда я не отправлюсь,И никаких дуэлей не хочу.Ко мне приходит папа мой живой,Такой живой, как был еще недавно.Мы слушаем, как капает из крана,Как пыльный свет шуршит над головой.Уж дворник начинает снег скрести,И ходики со стенки смотрят косо.Я не могу ни слова, ни вопроса.А папа повторяет: «Всех прости!»