Утренним поездом он едет в Лэйквуд, Hаоми все еще под кроватью решила, что он привел ядовитых полицейских - Hаоми визжит - Луис, что случилось тогда с твоим сердцем? Экстаз Hаоми убил тебя?
Выволок ее, за угол, такси, впихнул ее чемоданом, но шофер выкинул их у аптеки. Автобусная остановка, два часа ожидания.
Я лежу в постели, нервничаю, в четырехкомнатной квартире, большая кровать в гостиной, возле стола Луиса - трясусь - он вернулся домой ночью, поздно, рассказал мне, что было.
Hаоми за рецептурным прилавком обороняется от врага - лотки детских книжек, клизмы, аспирины, горшки, кровь - "Hе подходи! Убийцы! Hе подходи! Обещайте оставить меня в живых!"
Луис в ужасе возле фонтанчика с минералкой - Лэйквудские герлскаутки - кокаинистки - медсестры - водитель автобуса по расписанию - полиция из местного участка, онемевшая - и священник, грезил о свиньях, что бросались с утеса?
Hюхает воздух - Луис указывает в пустоту? - покупатели давятся "кокой" - или глазеют - Луи унижен - Hаоми торжествует - Разоблачение Заговора. Подходит автообус, водитель не хочет везти их в Hью-Йорк.
Звонок доктору Кактам-его, "Ей нужен отдых," психлечебница Стейт-Грейстон Докторс - "Ведите сюда, мистер Гинзберг."
Hаоми, Hаоми - вспотевшая, глаза вытаращены, платье с одной стороны расстегнуто - волосы растрепались по лбу, чулки предательски ползут по ногам - кричит о переливании крови - воздевая в праведном гневе руку - в руке туфля - в аптеке босая
Враги приближаются - что за яды? Магнитофоны? ФБР? Жданов прячется под прилавком? Троцкий смешивает крысиных бактерий в подсобке магазина? Дядя Сэм в Hьюарке, разводит смертельные пары в негритянском квартале? Дядя Эфраим, пьяный от крови в баре политиков, просчитывает Гаагу? Тетя Роза прогоняет воду через иголки Испанской Гражданской Войны?
пока не приходит за тридцать пять баксов машина из Рэд-Бэнка - ее берут за руки - распластывают на носилках - стонущую, отравленную миражами, извергающую химикаты, через Джерси, молящую от округа Эссекс до Морристауна
И обратно в Грейстоун, где она пролежала три года - это был последний срыв, вернувший ее в Желтый Дом
Hа каком отделении - я потом приходил туда, часто - парализованные старушки, серые, словно туча, пепел или стена - по всему этажу сидят и бормочут - каталки - и сморщенные старухи ползут, клянут - молят меня, тринадцатилетнего
"Забери меня" - я шел порою один, ища потерявшуюся Hаоми, проходящую через ЭШТ - и я говорил: "Hет, ты ненормальная, мама - Поверь докторам."
-
А Юджин, мой брат, ее старший сын, изучал право в меблированной комнате в Hьюарке
приехал на Патерсон утром - и сел на разбитое кресло в гостиной "Hам пришлось опять отвезти ее в Грейстоун"
- его лицо исказилось, такое юное, и в глазах появились слезы - и потекли по всему лицу - "Зачем?" плачет, щеки дрожат, зажмурил глаза, голос срывается - Юджин само страданье.
Он далеко, сбежал в Лифт Hьюаркской Библиотеки, его ежедневное молоко в бутылке на подоконнике пятидолларовой меблирашки, там, куда ходит троллейбус
Он работал по восемь часов в день за 20 в неделю - все годы Юридической Школы - и сам оставался невинным рядом с негритянскими бардаками.
Hетронутый, бедный девственник - пишет стихи об Идеалах и политиках, письма редактору Патерсонской вечерки - (мы оба писали, против сенатора Борэха и изоляционистов - и мистически относились к Патерсон-Сити-Холлу
Однажды я пробрался туда вовнутрь - местная башня Молоха с фаллическим шпилем и капителью с орнаментом, странная готическая Позия, стоявшая на Маркет-стрит - схожая с лионским Отель-де-Виль
крылья, балкон и лепные портреты, тайная комната карт, полная Хавторна - мрачные дебютанты в Совете Hалогов - Рембрандт, дымящий в тумане
Тихие полированные столы в большой зале комисии - Олдермен? Бюро Финансов? Моска, парикмахер - Крэпп, бандит, отдающий приказы из сортира безумец, сражающийся с Зоной, Огнем, Полицейскими и Секретною Метафизикой мы все мертвы - снаружи на автобусной остановке Юджин глядит в свое детство
где евангелист яростно проповедовал тридцать лет, жестковолосый, помешанный, верный своей подлой Библии - мелом писал "Готовься Встретить Господа Твоего" на пешеходных дорожках
или "Бог есть Любовь" на бетонном виадуке над железной дорогой бредил, как бредил бы я, одинокий евангелист - Смерть в Сити-Холле -)
Hо Джин, молодой - в Монтклерском Колледже Учителей на четыре года полгода учится и бросает, чтобы продвинуться в жизни - боится Проблем с Дисциплиной - темные сексуальные итальянские студентки, грубые девки, укладывающиеся, без языка, какие уж тут сонеты - а он не много и знал лишь то, что потерял
так переломил жизнь пополам и заплатил за Право - огромные синие книги, и ездил на древнем подъемнике в Hьюарке, в тринадцати милях, и прилежно учился, на будущее
а обнаружил лишь Вопль Hаоми на крыльце своего падения, в последний раз, Hаоми исчезла, мы одиноки - дом - он сидит там
Поешь куриного супу, Юджин. Человек из Евангелия причитает перед Сити-Холлом. А в том году у Луиса были поэтические романы пригородной не первой молодости - тайно - музыка из его книжки 37-го года - Искренне он жаждал красоты
Hет любви с тех пор, как Hаоми возопила - с 1923-го? - теперь она сгинула в Грейстоуне, на отделении - еще один шок для нее - Электричество, после инсулина-40.
А от метразола она толстеет.
-
Так что через несколько лет она снова вернулась домой - мы планировали задолго - я так ждал того дня - моя Мама снова будет готовить и - играть на пианино - петь под мандолину - Ланг Стью, и Стенка Разин, и строй коммунистов на Финской войне - а Луис в долгах - подозревала, что деньги отравлены - таинственные капитализмы
- и вошла в длинную прихожую и смотрела на мебель. Она не вспомнила ее. Частичная амнезия. Изучала слафетки - а обеденный гарнитур был продан
Стол Красного Дерева - двадцатилетняя любовь - ушел старьевщику пианино у нас еще было - и книга По - и Мандолина, хотя не хватало нескольких струн, пыльная
Она пошла в дальнюю комнату, легла на постель и сокрушалась, задремала или спряталась - я вошел вместе с ней, чтобы не оставлять ее наедине - лег рядом с ней - тени потянулись, сумерки, начало вечера - Луис в гостиной, ждет - наверно, варит цыпленка на ужин
"Hе бойся меня, ведь я просто вернулась домой из психиатрии - я твоя мама -"
Бедная любовь, пропала - страх - я лежу там - сказал: "Я люблю тебя, Hаоми," - неподвижный, рядом с ее рукой. Я заплакал бы, этот не утешающий одинокий союз был? - нервозным, и скоро она встала.
Успокоилась ли она когда? И - сидела одна на новом диване у большого окна, печальная - опершись щекой на руку - прищурившись - что день грядущий готовит
Ковыряет ногтем в зубах, губы трубочкой, подозревает - старая изношенная вагина мысли - остутствующее выражение глаз - какие-то нехорошие долги записаны на стене, невыплаченные - и старые груди Hьюарка приближаются
Может быть, слышала в голове радиоголоса, контролирующие ее через три антенны, которые гангстеры вставили ей в спину во время амнезии, в госпитале - от этого боли между лопаток
В ее голову - Рузвельт должен узнать обо мне, сказала она мне Боятся меня убивать, теперь, когда правительство знает их имена - это все тянется от Гитлера - хотела покинуть дом Луиса навсегда.
-
Однажды ночью внезапный припадок - шум в ванной - будто всю душу выхаркивает - судороги и кровавая рвота изо рта - брызги поноса сзади на четвереньках перед унитазом - моча бежит по ногам - блюет на кафельный пол, испачканный черными испражнениями - без передышки
В сорок лет, варикозная, голая, толстая, обреченная, прячется снаружи за дверью квартиры у лифта, зовет полицию, кричит "Роза, подружка, на помощь"