— Это пока не так важно, — звонко, но в то же время очень тихо эхом разносится в голове.
Осматриваю место, где нахожусь прямо сейчас. Не очень верю глазам. Просыпаюсь наполовину раздетым и реально в средневековой тюрьме. Щупаю стены — не показалось. Скользкие, каменные и очень холодные.
На лежанке соломенный матрас. В полу дырка. Сквозь грязное окошко метрах в семи-восьми над головой едва пробивается луч света. Все. Больше ничего нет.
«Сейчас день», — приходит непрошенная мысль.
— Да, сейчас день, — соглашается со мной чужеродный голос.
— Ты кто вообще? Моя шизофрения? — задаю вопрос вслух.
— Ши-за… что? А, нет. К умственным заболеваниям я не имею отношения, — голос будто бы хихикает. — Я могу пока с тобой поговорить, но это ненадолго. Дальше будет зависеть от тебя.
— Котенок, это ты?
— Нет, — мяукает в голове второй голос. На этот раз знакомый и очень удивленный. — Но мне уже интересно.
— Парень, не пугай меня, — чуть равнодушно, но звонко снова врывается в мое сознание первый голос. — Ты с кем разговариваешь? Ты здоров?
— Здоров, я здоров! — отвечаю новому голосу. — Хотя, теперь уже сомневаюсь. Тебя-то я не вижу.
— Так и не увидишь…пока что, — усмехается голос, — а вот то, что ты разговариваешь еще с кем-то, помимо меня — немножко пугает, я на тебя поставил.
— Так. Что ты на меня поставил? — уточняю.
— Позже узнаешь, я тебе помогу. И тебе и твоей летающей зверушке.
— Он не зверушка, он мой напарник! Ясно⁈ — резко отвечаю голосу.
— Хорошо-хорошо. Не злись. Мою проверку ты прошел, не буду больше так называть твоего фея, рад что ты не как все, — спокойнее добавляет голос. — Извини. Ты в замке.
— Это я понял, — осматриваю тюремную камеру. Стены собраны из огромных камней, из стыков сочится влага.
Понимаю, что дико хочу пить. И немного — есть.
Если камера собрана из огромных камней, значит…
Думаю с трудом, в голове все еще гуляет туман. Я в замке. Допустим, верю. Вряд ли такую штуку будут строить отдельно.
— А где находится замок? — спрашиваю.
— Этого я тебе сказать не могу, — серьезно отвечает голос.
Не можешь или не хочешь? — пытаюсь давить, но безрезультатно.
— Не могу, я не знаю, — чуть нервно реагирует тот, кто сидит у меня в голове. — Но ты здесь уже сутки. Спать целые сутки после сонной травы для феев — это нормально. Ты съел много этой отравы. По большому счету, хотели отравить только твоего напарника. Но то, что ты сам подставился — им так даже удобнее.
— Так, к этому мы еще вернемся, — напрягаюсь после услышанного. Фея рядом нет, и это меня волнует больше всего. — Я правильно понимаю, речь не идет о доброжелательной обстановке?
— Не знаю, тебя же не связали, руки не сковали… может быть, они хотят договориться? — подсказывает голос. — Не знаю, но я бы на твоем месте хорошо подумал перед тем как договариваться с ними.
— Ладно, я подумаю, но чего ради ты меня разбудил? — чувствую, как начинаю нервничать.
— Сейчас охрана пойдет на обход, и ты сможешь вернуть себе свободу, — в голове звучит тон змея-искусителя.
— А я смогу узнать, чья охрана? — предпринимаю еще одну попытку заманить голос в ловушку.
В очередной раз ловлю себя на стойком ощущении, что сошел с ума.
— Просто охрана, — не поддается моим играм голос. — Тот, для кого тебя привезли, еще не вернулся.
Ага, значит, везли. Понятно. Заниматься разборками с власть предержащими мне вообще не интересно. Тут для меня в любом случае нет хорошего развития событий. Соглашусь работать с неизвестным или не соглашусь, я уже в любом случае в проигрыше. Так. Нужно скорее выбираться.
— Где фей? — спрашиваю.
— Фей в клетке. Достаточно далеко от тебя, но ты не переживай, он еще спит и будет спать еще как минимум один день. Ты сейчас сам по себе, — голос будто специально издевается.
В любом случае, доверия к тому, кто без спроса проник ко мне в голову, нет никакого. Прислушиваюсь к себе. На удивление с огнем моя связь никак не уменьшилась: ощущаю ее также, как и в последний раз. Постепенно нащупываю своего старого друга — пламя. Мы знакомы с детства.
— Ну, так что, будешь выбираться? — спрашивает голос.
Заискивает, будто глумиться. Сам по себе он не очень приятный: звонкий, и голова от него начинает болеть. Всю картину усугубляют остальные последствия отравления.
— Буду, буду, — ворчу и одновременно осматриваюсь. — Только у меня нет ничего. Не смогу ни ударить, ни спрятаться.