— А я не знаю, — опять смеется старик. — Важно, что происходит, а не то, что может. Там лишь варианты.
Киваю. Подбираю обнаруженный тонкий стилет. Ну, в принципе, эта штука точно может пригодиться.
Немного кружится голова. У Пророка в гостях душновато. Причем, в обоих смыслах. Хмыкаю про себя. Вот не люблю пророков. Теперь, что бы ни произошло — сова на глобус легко натягивается. Ладно. Зачем только ему я? Это пока непонятно.
Выходим наружу.
Судя по всему, голова кружится только у меня. Фей преспокойно ходит туда-сюда и шутит:
— А что, вторая ваза осталась глаза мозолить? Надо было и её расфигачить. Ты у нас вообще любишь всё громить.
Толстый намёк на крокодильи яйца и гоблинов я улавливаю. Ответить не получается: голова словно ватой набита. Хочется проветриться, но ноги почти не слушаются. До канализации дохожу как в тумане.
Феофан пользуется случаем и запрыгивает в переноску. Всю дорогу он рассказывает истории, которые я не пытаюсь запомнить. Вырываю только пару фраз из контекста:
— Эти пророки всегда так, наговорят с три короба, а толку ноль. Только еду свою зря едят. Ну ладно, нас попросили, мы зашли.
Благо, метров через двести я прихожу в себя. А после трёх огромных глотков воды из фонтанчика на углу голова светлеет, и я прислушиваюсь к словам фея.
— А может и не нужно нам туда идти, а? Не самое дружелюбное место. Давай просто поедем в другой город? Зато живы-здоровы будем, — Феофан начинает давать заднюю.
Смотрю на карту. Мы, в принципе, практически пришли. Вход в коллекторы где-то рядом. Осматриваюсь. Перед нами ручеек, забранный в камень. Даже речушкой это назвать — значит польстить. Но через нее все равно перекинут небольшой каменный мост. В общем, маги работали с удовольствием в свое время.
С речушкой понятно, она должна где-то втекать в коллекторы. Служить, так сказать, основой для всего того, что внутри. Но я все равно не вижу где. Хотя… Перегибаюсь через перила. Да. Вход стеснительно спрятан под мост. Довольный своей смекалкой спускаюсь вниз и подхожу к небольшим дверям канализации, как помечено на плане.
— Нет уж, Фео, — вытаскиваю фея из переноски. — Включай щит и пошли.
Заглядываю в приоткрытую дверь канализационного коллектора.
К горлу подкатывает тошнота и мне приходится сесть на корточки, чтобы не упасть. Это проходит быстро, но все же запах такой, комары, скажем, на лету бы дохли. Хотя мухам, наверное, зашло бы.
— Ты бледный какой-то. Чай не пил у пророка, что ли? Зря не пил, вкусный чай и полезный. Плюс от головокружений помогает, да еще может чего вылечит!
— А раньше сказать не мог? — спрашиваю я с нескрываемым раздражением.
— Я думал, ты знаешь. — Феофан пожимает плечами и обходит вход с другой стороны.
Дверь открывается с легким скрипом. Ступени тянутся прямо от входа и довольно полого продолжаются вниз. Спускаться приходится в полную темноту и неизвестность. Единственный свет — от входной двери, хотя на плане обозначены лампы. Так что, может, чуть позже будет светлее.
Феофан перед спуском предусмотрительно затыкает нос ватой. И в какой-то момент я начинаю ему завидовать.
— Ты свышал? — вздрагивает фей, глотая звуки.
И да, я слышал. Как обваливается земля, как пробегает довольно крупное существо в темноте и как капает вода. Я считаю лестничные холодные ступени, чтобы побороть неприятное предчувствие. Восемнадцать. Девятнадцать.
— Ах втыж ёвки! — ругается фей, соскальзывая одной ногой со ступени.
Я вовремя реагирую и придерживаю его. Если бы Феофан спускался первым, то вряд ли мы бы сейчас разговаривали.
— Спафибо, — говорит Феофан, но в его голосе слышатся нотки страха.
Когда фей поскальзывается, щит, окружающий нас, тут же моргает. Звуки становятся значительно громче, и я слышу гул сточных вод. Когда я мысленно произношу цифру сорок, ступени заканчиваются и ноги погружаются во что-то липкое.
Щит слегка светится в темноте, благодаря ему можно разглядеть стены, покрытые слоем грязи и плесени. В воздухе витает запах какой-то химии и гнили.
— Можешь прибавить освещение щита? — на всякий случай прошу я.
— Севчас, — отвечает фей, и щит вокруг нас загорается теплым светом. Фей стоит на последней ступеньке лестницы и не решается сделать шаг в темную жижу, в которую я уже спустился. Но это и понятно — ему-то она будет почти по пояс.
Неглубоко вздыхаю, беру фея опять на руки и сажаю в переноску.
— Шпасибо! — гнусаво благодарит Феофан.
Я смотрю на вату в его носу и не верю, что она может спасти от незабываемых ароматов этого места. Щит прибавляет яркость, и видимых деталей становится заметно больше.