До штаба корпуса я добрался минут через двенадцать. Мой батальон дислоцировался на опушке леса, со всех сторон окружившего деревеньку Масенево, в которой и размещалось все корпусное управление – то есть штаб, тыл, политуправление, особый отдел и остальные службы. Кроме того, на противоположной стороне деревеньки располагался корпусной полевой госпиталь, куда мои подчиненные после передислокации батальона сюда, в Масенево, поближе к штабу корпуса (то есть всю последнюю неделю), регулярно бегали «женихаться». Хотя все удивлялись, как у них еще силы-то остаются после нагрузок, которые я им обеспечивал.
Часовой у штаба бдел. Относительно. То есть он не спал и даже почти не дремал, и на стену тоже опирался очень слегка. Но полноценно исполнять обязанности часового в таком состоянии он, конечно, не мог. Хотя даже если бы он исполнял их полностью по уставу, для меня это ничего бы не изменило. Для любого гвардейца абсолютно одинаково, спит или нет одиночный человек, не освоивший даже первую степень антропрогрессии. С ним можно делать все что угодно – можно убить, можно захватить, можно просто игнорировать. Но это был не враг, поэтому я ограничился минимальным воздействием – рывком приблизился к часовому и, прежде чем он успел осознать, что кто-то внезапно возник прямо рядом с ним, легко стукнул пальцем в точку под основание черепа. После чего спокойно взбежал по ступенькам на широкое крыльцо деревенской школы, в которой и размещался корпусной штаб…
Нет, можно было проникнуть в штаб и обычным способом, так сказать, по уставу, но это означало бы вызывать начкара, объяснить ему, зачем мне понадобилось ни свет ни заря тревожить генерала, затем все то же самое объяснить дежурному по штабу, потом, возможно, начальнику штаба и лишь после этого меня, скорее всего, допустят пред светлые очи комкора. А времени не было от слова «совсем». Судя по тому, что я смог ощутить – немцы начнут с рассветом. И хорошо бы нам к тому времени не только проснуться, но и хоть как-то подготовится. Хоть как-то, потому что хорошо подготовиться мы просто не могли. За время, пока длилось затишье, корпус немного пополнили людьми и вооружением, вследствие чего боеспособность он, конечно, восстановил, но – весьма относительно. Все равно в подразделениях личного состава было дай бог на две трети от штата, с вооружением так же все обстояло далеко не радужно, особенно с тяжелым, а уж о боевой слаженности говорить вообще не приходилось. Ну что можно сделать за неделю-полторы? Собрать отделение, взвод, роту? Даже насчет отделения – не уверен. Тем более с помощью используемых здесь методик и учитывая уровень подготовки самих командиров.
Впрочем, в своем батальоне я все-таки что-то сделать сумел. Хотя, с другой стороны, и пополнения у меня было, дай бог, процентов двадцать, причем сразу же попавших в жесткие руки моих ветеранов… А что? Только так их и стоит называть. На общем фоне мои ребята смотрятся ой как грозно. И не зря: в конце концов, мы – единственное подразделение РККА, которому в этой войне массово сдавались немцы. О других я пока нигде не читал и не слышал. А вот о нашем батальоне уже не только писали в армейской газете, но и репортаж был по радио. Сам репортаж – так себе, нечто типа: «Умело бьют врага бойцы Н-ского отдельного батальона под командованием капитана Куницына. За время боевых действий в тылу врага батальон уничтожил обалдеть сколько танков и самоходных орудий, умереть не встать сколько солдат противника и просто охренеть сколько пушек. Кроме того, подорвано опупеть сколько мостов и убиться б землю сколько складов с оружием, боеприпасами и военным снаряжением…». Вот только склады эти почти все как один – бывшие наши. Да и остальные успехи, по моему мнению, выглядят таковыми только на фоне неудач всех остальных…
Комкор спал. Ординарец тоже, но его я поднял с лежанки недрогнувшей рукой. Мордатый младший сержант вскинулся было спросонья, но, разглядев, кто его сдернул с постели, тут же притих и забормотал виновато:
– Так это, спит он, товарищ капитан… Спит товарищ генерал-то… За полночь лег.
– Поднимай, пора, – оборвал я его сбивчивую речь и вышел на улицу. Того, что этот сержант не отреагирует на распоряжение какого-то левого комбата, я не боялся. Сложилась у меня тут кое-какая репутация, позволяющая мне в любое время дня и ночи и по любому вопросу напрямую заходить как к комкору, так и ко всем нижестоящим начальникам, начиная от начальника штаба корпуса и заканчивая последним начальником службы корпусного управления. Это не означало, что все мои просьбы и требования принимались к немедленному исполнению, отнюдь нет. Но игнорировать меня после пары-тройки случаев уже никто не пытался.