В человеческом мире, словно возмездие за всё то, что люди сделали с ними прежде, все эльфы бессмертны. Это Шэрра знала. Свежо предание — его передавали из уст в уста и в её селении, и всюду, по всему Златому Лесу, чтобы внушить хотя бы какой-то элемент надежды в тяжёлые жизни несчастных, страдающих доселе эльфов.
— Пускай, — наконец-то промолвила она таким тоном, будто бы всё это не имело значения, — я бы и не выжила, ты бы всё равно пришёл к Каене. Верно?
Он не ответил. Коснулся шеи, и только сейчас Шэрра заметила какой-то маленький кулон — наверное, в нём хранилось то самое зерно. По крайней мере, Рэн прежде прятал его за иллюзией, а теперь позволил смирно свисать на шее — и когда она протянула руку, не дёрнулся, а позволил прикоснуться.
— Это она? — спросила девушка. — Твоя дочка?
Он промолчал. Её касания были ещё совсем слабыми, да и поднять руку оказалось не в пример труднее, чем прежде. Она посмотрела на левую, раненную, попыталась пошевелить пальцами — получалось. На запястье оказался тонкий, похожий на полосу шрам, словно у людей, что по неосторожности ранили себя сами, работая где-то на поле. Кривоватый немного — словно палица изогнулась в пространстве.
Рэн дотянулся до её раненной руки и задумчиво пробежался пальцами по шраму. Шэрра почувствовала дикое жжение от одного только касания, будто бы он ножом ковырялся в уже унявшихся ранениях, но не зашипела и не позволила себе возражать исключительно потому, что прикосновения его казались ни капельки не страшными пред ликом всего остального — даже одного только одиночества с этой жуткой раной на запястье.
Роларэн склонился к ней, и пальцы второй его руки скользнули по мягкому, почти иллюзорному меху. Шэрра до сих пор не научилась отличать его правду от его же магии — может быть, слишком уж мастерски Рэн с ними справлялся, — но насчёт натуральности этого меха имела громадные сомнения.
Возможно, и плаща не существовало, но зато он её согревал, влияя как-то на мысли, заставляя их перевернуться. Сотканный из магии, он не был материальным без неё, но и тем, что люди считали иллюзией, не являлся.
Эльфы сами воспринимали иллюзию как что-то несуществующее только тогда, когда знали о том, на что она была наложена. Иначе сквозь неё не пройти, не прорваться — даже самые великие маги не смогли бы просто так, без уверенности, разорвать вокруг наложенные маски.
Может быть, и Граница была маской, а они этого до конца и не понимали. Может быть, Роларэн именно потому прежде так легко пересекал её, а сейчас не желал, но тоже мог.
— Так ты меня учишь, — прошептала Шэрра. — Пытаешься убить и в тот же миг вновь оживляешь, не позволяешь утонуть в пустоте.
— После смерти даже пустоты не существует.
Она попыталась привстать, но он, убрав руку с её раны, переложил её на плечо, не позволяя встать. Вероятно, не хотел, чтобы сейчас вновь бередила то, что осталось от её сил.
— Я ещё могла бы сражаться, — вдруг отметила Шэрра. — А к этому реально привыкнуть, ты говоришь… Реально перестать реагировать на боль так, как у меня получилось на этот раз. Яд — это ведь тоже некая иллюзия, правда?
— Магия эльфов состоит из двух частей. Напрочь истинная — то, что заставляет нас будить леса, — и напрочь лживая, которая творит иллюзию. Это — смешение, наше боевое оружие, то, что вышло на стыке первого и второго, — прошептал Роларэн. — Но я не хочу рассказывать о том, что тут правда, а что — выдумка.
— Мне кажется, я и так знаю.
Он склонился к ней так низко, что кулон выскользнул из воротника рубахи и сейчас соприкасался с её собственной кожей. Наклонился ещё ниже — теперь дыхание Роларэна смешивалось с её собственным, и воздух будто бы дрожал от этого дикого, неверного пересечения.
Он был слишком близко. Рука с плеча переместилась чуть ниже, будто бы в стремлении придержать её — но Шэрра не пыталась отпрянуть.
На поцелуй она тоже не ответила — потому что не смогла найти в себе ни капельки силы. Рэн не делился своим — но в нём, кроме магии, хватало ещё и тепла, а в этом Шэрра нуждалась не меньше, чем в отдыхе. И губы его были горячими, словно та зимняя глыба, к которой так привыкла девушка прежде, вдруг растаяла и превратилась в пар — а теперь иссушилась и пустыней выжигала её изнутри.
Мужчина опустился рядом на меховую шкуру. Он обнял её одной рукой за талию, второй — дотянулся до раненного запястья. Шэрра чувствовала — исцеляет, пусть не видела в этом никакой необходимости.