Эдмунд вывернулся и полоснул стилетом прямо по лицу разбойника. Тот завыл от боли и скорчился, закрывая лицо руками. Сквозь его пальцы сочилась кровь. Сообщники главаря взревели.
– Соланн, бегите! – закричал юноша и тут же злобно оскалился, разворачиваясь к остальным, – Ну, что, кто следующий?
Неожиданно Эдмунда ударили сзади, и он упал на колени. На него навалились кучей. Били беспорядочно, скорее, от страха, чем от ярости, – наугад. Но от этого Эдмунду было не легче.
Юноша готов был потерять сознание. Он уже слышал все, что происходило вокруг него, как будто через вату. Скорчившись, Эдмунд пытался рассмотреть, смогла ли убежать Соланн. Но девушка была тут. Она делала что-то странное: раскручивала на указательном пальце левой руки странный железный мяч, как это делают жонглеры. Раскрутив мяч, она провела над ним правой рукой и выкрикнула что-то высокое, пронзительное.
Неожиданно из вертящегося железного мяча во все стороны вырвались молнии. Раздался громкий треск. В воздухе пахнуло озоном, потом паленым мясом. Пространство огласилось дикими предсмертными воплями. Как кричат перед смертью, вор не знал. Но подозревал, что именно так кричать можно только прежде, чем умереть.
– Живой? – наклонилась над ним Соланн, – Нам надо уходить.
Эдмунд с трудом, шатаясь, поднялся на ноги и изумленно уставился на девушку:
– Так ты… чародейка? Вот почему ты прячешься…
– Я – бродячая магесса, – девушка поддержала юношу под локоть, – Эллия – моя ученица.
Поймав его недоуменный взгляд, она пояснила:
– Никогда не слышал о бродячих магистрах? Об учителях магии, которые спасают детей с магическими способностями и прячут их от уничтожения? А заодно и обучают чародейству и самоконтролю.
– Нет, – покачал головой Эдмунд.
– Теперь слышал, – вздохнула Соланн.
Они отошли от костра на приличное расстояние и нашли место, где спрятаться. Соланн перевязала Эдмунда и сделала ему компресс: вся правая половина лица глеронского вора обещала превратиться в большой синяк.
– Почему ты молчишь? – спросила, наконец, девушка, – Ты все знаешь. Что ты теперь намерен с нами делать?
– Жить с тобой долго и счастливо, – едва ворочающимся языком сказал Эдмунд, – Если, конечно, ты не против. Как тебе такая перспектива?
На службе у добра
– Приехали! Приехали! – пронзительный крик где-то рядом обжег Рене, как внезапный удар плетью. Юноша вздрогнул.
Кажется, они действительно приехали. Во всяком случае, дорожной тряски он уже не ощущал.
Юноша с трудом поднял голову и разлепил веки, но он видел лишь крупные цветные пятна. От невыносимой боли голова Рене, казалось, вот-вот расколется, как переспелая тыква в огороде дяди Гаспара.
Они говорили, это от его цепей. Они выкованы из специального сплава, он мешает сосредоточиться. Но никто не сказал ему, как именно. Сначала просто путались мысли. Потом начал затуманиваться рассудок, и Рене уже с трудом понимал, что происходит. Потом стало давить в затылке.
А потом все ушло и осталась только адская головная боль. Рене плыл по ней, как по реке, изредка выныривая. Тогда он ощущал тряску и слышал стук конских копыт. Иногда кто-то бил его по щекам, заставляя открыть глаза, а потом вливал в рот какую-то тепловатую безвкусную жидкость. Наверное, воду. Они же не пьют другого.
Рене потерялся во времени. Казалось, его везли так целую вечность. Но теперь они, наконец, «приехали», так кричала толпа.
Сильные руки в стальных латных печатках, холод которых юноша ощущал даже сквозь плотную куртку, крепко схватили его за плечи, стащили с седла и, жестко встряхнув, поставили на землю. Ноги юноши подогнулись от слабости, и он упал на колени.
Мир вокруг него взорвался оглушительным хохотом и отозвался ослепляющей вспышкой боли в голове. Рене и не знал, что она может болеть сильнее.
– Смотрите-ка, как мешок с дерьмом!
– Где вы его такого откопали, сэр Камиллус? Вот-вот концы отдаст!
– Что-то он худой! Служить-то сможет, или его сначала откармливать будут?
– И кому же этот дохляк достанется?
– А кто первый спросил, тому и достанется!
– Мне?! Ну уж нет, я первый ученик, мне всяко приличного дадут!
– Нет, мне!
– Нет, мне!
Рене продолжал стоять на коленях, низко опустив голову. Грязные, давно не стриженые волосы спадали низко на лицо. Он почти не понимал, что кричат ему голоса, принадлежавшие, судя по всему, его ровесникам.
– Идем.
Его грубо схватили за шиворот и рывком подняли на ноги. Юноша едва устоял. Тот, кто поднял его, потянул конец цепи, прикрепленной к его оковам, принуждая его следовать за собой. Рене повиновался и, спотыкаясь, пошел, куда его вели. Вскоре они оказались в холодном темном коридоре. Юноша почувствовал облегчение. Здесь не было такого мучительно яркого света, как на улице, и таких громких звуков.