Гикаев молчал.
— Сюда из компании уже никто не вернется. Двигаемся только вперед, по окружности. Марш-марш и та же заимка, но потом уже с севера.
Не дожидаясь ответа, подхорунжий взял в шенкеля свою кобылку, и та с вытянутой, как флаг, головой пошла частой упругой ступью и тотчас же вонзилась в табунок между невестой и ее товарками. Фуражка Лоха полезла ввысь, а под ниточкой усиков просияло само очарование. Он качнулся к невесте плечом, и Гикаев увидел на миг крыло любви, которым петух пишет на земле свою нежную поэму. Потом он увидел вскинутую Лохом руку с нагайкой. Это был знак его превосходительству, и потому черно-атласный Мавр сделал такое же красивое и резкое ускорение, как и кобылка подхорунжего. Когда Гикаев был по другую сторону невесты, Лох перегнулся через голову ее лошади и сказал, что прелестная амазонка, которую они имеют честь сопровождать в свадебном поезде, снисходит до господина генерала с одним тайным желанием: она хотела бы покататься на Мавре.
— Это генерал, — сказал он тут же невесте, кивая через лошадь. — Перед тобой, как видишь, никаких секретов.
Улыбка невесты моментально соскочила с лукавых ямочек и потухла. Лицо стало растерянным.
— Что ж, — сказал Гикаев. — Почту за величайшее удовольствие.
И молодцевато соскочил с Мавра.
Лох придержал коня невесты и спешился. Помогая ей сойти, он жался к стремени: мимо летели все четыре колеса ямской телеги. Головы тысяцкого и гармониста были обращены в их сторону. А впереди, окутываясь пыльным облаком, пищал девичий табунок: «Кланька, догоняй!» Лох помахал табунку нагайкой и подал невесте стремя Мавра. Преображаясь в стремянного, он продолжал писать свою нежную поэму, но успел сказать генералу, пересевшему на коня невесты, что ему, пожалуй, следовало бы подержаться какое-то время возле девчонок, иначе гости заподозрят неладное и кинутся в погоню.
— Минут пятнадцать со свадьбой, а потом прямым ходом сюда.
Зимник, по которому сейчас пылила свадьба, скатился в падь, обгораживаясь вековыми кедрами, потом нырнул в пущу с запахами залитого костра, сырости, прелых листьев и стал подниматься по длинному пологому и теперь уже открытому взвозу. Гикаев, скакавший сразу за девчонками, обернулся на своем неудобном монгольском седле и долго глядел назад, желая определить, не пора ли поворачивать и скакать к подхорунжему с невестой. Ямская телега, вновь тарахтевшая сзади него, неожиданно остановилась, и тысяцкий, заметив, что генерал обернулся и смотрит, махнул ему картузом. Приглашение как нельзя кстати, подумал Гикаев и, круто повернув, поскакал к телеге.
— Где невеста? — спросил тысяцкий, поднимая на генерала обеспокоенные враждебные глаза.
— Да, странно. — Генерал еще раз бросил взгляд на пущу краснотала, из которой, как из норы, вытекал светлый ручеек зимника. — Очень странно. Двигайтесь потихоньку за свадьбой, а я вернусь и проверю.
Он поднял коня на дыбы и кинул вниз по косине, нахлестывая по бокам. На обратном пути все было знакомо, даже запахи — пожогов, студеной воды, вереска, прелых листьев. А вот и песчаная плешинка под сосной, где он менялся конями с невестой. Потоптался вкруговую, озираясь и привычно похлопывая коня по мокрой шее, и тронулся к блестевшей за деревьями реке, пригибаясь под ветками. На поляне у тихой воды дремал балаган, какие ставят сенокощики, — с каркасом из жердей старого остожья, с набросанными поверх прутьями краснотала и травы. Над входом висела завеска из рогожной мешковины, под большим мертвым безлиственным осокорем стояли Мавр и кобылка Лоха. Гикаев спешился и, нервно постегивая плетью по сапогу, направился к балагану.
Из балагана вышел подхорунжий.
Слабо усмехнулся и, кажется, нехотя уступил дорогу. Рука, игравшая темляком шашки, и веки, вытянутые в линеечку, выражали виноватое любопытство.
Гикаев плетью поднял рогожу.
В полутьме что-то белое и черное. Какой-то холмик. Ни звука, ни движения.
— Что вы сделали с ней?
— Вызывающе аппетитна, господин генерал. Ваше выражение.
Гикаев видел теперь белые пальцы, удавку черного шнура на запястьях, задранное над коленями подвенечное платье, пиджак с бумажной хризантемой. Лица не было.
— Отвечайте, что вы с ней сделали?
— То, что мужчины делают с женщинами.
— Гнусная мразь! Подонок! Я шлепну тебя как чумного пороза!
— Не надувайтесь, генерал! Тут джунгли... — Рука Лоха оставила темляк и легла на расстегнутую кобуру парабеллума. — Какой-то дурман искушения, господин генерал. Поймите. Потом мало что изменилось. Я отойду к лошадям, а вы... вы решите.