Конь проплясал и взвился свечкой.
— Дай ему разок по усам, и пусть шастает, — услышал стражник последнее распоряжение сотника.
Григорий остался с пустыми руками. Замести его теперь могли тут же, на путях, у придавленного черемухой станционного палисада, у водокачки... А так как следом за ним тащился его хвост — меморандум контрразведки с приметами, с данными о побеге, то и стенка была рядом. На толчке у цыгана он купил гармонь-самоделку с заплатами на зеленых мехах, с пуговицами от исподнего солдатского белья и стал говорить, будто едет к сестре на свадьбу. Сошло раз, другой... Но как-то попал на глаза желчному субъекту, назвавшемуся поручиком военного контроля. Одетый в штатское, в черно-лаковых английских крагах, со стеком, он слушал Григория с лицом недоверчивым и думающим и, наконец, спросил: «Ну, а какой же ты профессии, молчээк?» Григорий назвал свою настоящую профессию. «Помощник машиниста? — ломая брови, переспросил поручик. — Ну, что ж, полезем тогда на паровоз». На паровозе офицер попросил Григория подать сигнал и показать, где он тут видит сухопарник. Испытуемый оказался на высоте. Последовали новые вопросы. Прислушиваясь к словам Григория, машинист удовлетворенно похмыкал в присыпанные порошей усы и шутливо спросил поручика, не для него ли он подбирает помощника. «Мой-то в тифу», — добавил он и улыбнулся Григорию. — «Бери, если сойдетесь», — зевнул поручик и, отведя стеком фартук над входом, спустился с паровоза. «Чего это он прилип к тебе?» — спросил Григория машинист, протягивая кисет и газету, аккуратно сложенную гармошкой. — «Сам слышал — сватает». — «Ну, ну, не скрытничай. Ты ведь меня должен помнить. Я жил на вашей улице: вот так биллиардная, а вот сюда, в сторону церкви, мой дворец». — «Помню, конечно». — «Что ж тогда? Кочегар пугает? Да он с нами одной веры... Федор! — позвал кочегара машинист. — Подходи, подымим...» Федор добыл огонька из поддувала. Закурили. «Гармошку-то чего таскаешь?» — спросил Федор Григория. — «Вместо паспорта», — улыбнулся тот и заговорил о встрече с сотником. — «Самое надежное — перебраться на пароход, — сказал машинист. — Завтра к вечеру пришлепает сюда «Святитель Иннокентий». Так, Федор? На «Святителе» есть надежные ребятишки. Братаны-то твои дома, Федор? Тогда все в ажуре. Сначала пойдешь с нами — мы потащим состав с лесом, — сойдешь на разъезде, а там через гриву — и к братьям Федора. Переночуешь. А другой ночкой они приплавят тебя к пристани».
Был день.
Река плыла тихая и светлая.
— Чалку, чалку примай! — крикнули с баржи.
Над бортом взлетела обрёмканная петля каната, и пароход, отстраняясь от причала, полез на воду. Дедок под яром, только что тренькавший на балалайке, поднялся и вместе с другими замахал пароходу, но рука его ходила лениво, а глаза часто и обиженно мигали, отыскивая кого-то в толпе пассажиров. Но вот он увидел, кого искал, и теперь уже махал яростно, обеими руками и, кажется, плакал. Рядом с Григорием пристроился сухой, как жердь, пассажир в суконном картузе и в алом плисовом жилете под расстегнутой поддевкой. Завидев на причале дородную бабищу, отрешенно жующую лиственничную серу, он шкодливо посунулся вперед и крикнул, выкинув руку:
— Почем с пуду жуешь, лапуня?
— Молчал бы уж, Каш-шей Бессмертный! — огрызнулась лапуня соборным басом, и пароход дрогнул от хохота.
— Грубят, — сказал в пространство пассажир в алом жилете и полез в карман. — Почитай вот.
Последнее уже относилось к Григорию.
Развернув широкий лист, испятнанный гербовыми марками, он увидел, что это прошение на имя министра внутренних дел Пепеляева.
Прошение состояло из одной длинной фразы:
«Имею честь просить Ваше превосходительство не отказать уведомить меня о распоряжении, последовавшем на мое прошение от 11 декабря 1918 года о выдаче мне, Евдокимову Ивану Алексеевичу, 5000 рублей за участие мое с катером «Кормилец» в экспедиции полковника Мальчевского, снаряженной для преследования большевиков, бежавших из Красноярска в Туруханский край».
— Значит, вы пароходчик? — спросил Григорий, возвращая прошение. — Рад, рад. Пока!
Хотелось пить.
В третьем классе, у иллюминаторов, стояли два красно-медных титана с висячими замками на крышках. Пробираясь к ним, Григорий обошел мальчишку-голыша на пестром лоскутном одеяле, молодаек, окруженных корзинами с брусникой, мешок с мукой, петуха в берестяном туесе. На голом полу сидела цыганка и, подтянув под себя согнутые в коленях босые ноги, водила пальцем по чьей-то ладони.