— Садитесь, студент! — недовольно буркнул он, потеряв ко мне всякий интерес.
Место около Лиды Хвостовой свободно. Явно для меня приберегла. Но я не стал продираться в середину, оттаптывая ноги другим студенткам, а заскочил на последний ряд и уселся рядом с Ириной Мозельской.
Вроде бы с виду и случайно так вышло, но на самом деле я специально решил сократить расстояние между собой и этой странной девушкой. Пора выяснить, что она собой представляет.
— Я не разрешала садиться рядом со мной! — громко, на всю аудиторию произнесла она.
— Извините, но мне вашего разрешения не требуется.
— А мне…
— Студенты! — раздался гневный окрик профессора. — Прошу тишины! Вы срываете занятие!
Мы как по команде заткнулись и уставились в свои конспекты. Минут двадцать я слушал занудный бубнёж преподавателя, явно отрабатывающего повинность. Понять его можно. После гибели Знаменского и его аспиранта в Бакле третий курс остался без своего учителя истории. Вот и выдернули мужика с четвёртого курса, дав лишнюю преподавательскую нагрузку.
Об этом мне Лидка Хвостова, собирательница и распространитель всех академических сплетен, ещё вчера успела поведать. Оказывается, в Академии сильная нехватка квалифицированных кадров. Серьёзные люди науки погружены в свои изыскания, поэтому отказываются учить малолетних балбесов даже за хорошую плату.
А всякие «серости» хоть и были бы рады поднять деньжат, но уже они Академии не ко двору приходятся. Самое престижное в Российской империи учебное заведение не может себе позволить нанимать абы кого. Поэтому и мучается, ища правильного кандидата со всеми необходимыми регалиями и незапятнанной репутацией.
Мозельская тоже явно мучилась на этом скучном уроке. Вначале что-то пыталась записывать, а потом сдалась и начала рисовать какие-то орнаменты по краям страницы.
— Булатов, — в какой-то момент не выдержала и чуть слышно прошептала Ирина. — Зачем вы ко мне подсели? Я же дала ясно понять, что моё общество не самое безобидное. Вы совсем глупый?
— А что я теряю после открытого конфликта с Хаванским?
— Ну…
— Вот именно. И вы ничего не теряете. Извините, но репутацию вашей семьи подпортить дружбу с каким-то «сермяжником» уже невозможно.
— Дружбу? — удивилась девушка. — Вы слишком самоуверенны, раз считаете, что она мне нужна.
— И не только со мной, — продолжал я гнуть свою линию. — У меня хорошая компания имеется, в которую вы сможете влиться. Не обещаю, что это произойдёт, но шансы есть.
— Обойдусь.
— На первых порах. Вы, Ирина, всего лишь несколько дней на учёбе, но уже должны были ощутить, насколько тяжело быть одной, без поддержки. Через несколько месяцев подобные Хаванскому вас окончательно загнобят. Что будет к концу года — представлять страшно. Так что выбирайте, что больше по вкусу: болтаться неприкаянной между аристократами и «сермяжниками» или иметь пусть и не очень знатных, но товарищей. Да и совсем простыми нас назвать нельзя. Видите, с кем рядом сидит княжна Аничкова? С моей подругой Лидой Хвостовой. Как думаете, почему?
— Потому что Дарья всегда была сумасшедшей и неуправляемой. Её отец, конечно, величина серьёзная, но иметь такую «подружку» — это ещё больше растерять уважение высшего общества.
— Даша поумнее многих будет, — возразил я. — Чего и вам желаю. Подумайте над моими словами. Если готовы рискнуть, то можете на перемене вместе с нами отобедать. Учтите, уговаривать вас не собираюсь. Сегодня первый и последний раз предлагаю такое.
— Сермяжник ставит мне условия? — удивлённо, явно сдерживаясь, чтобы от раздражения не повысить голос, спросила Ирина.
— Да. Потому что вы одна. Значит, слабая. А у меня со слабаками разговор короткий: или становись сильнее, или иди в лес.
— Скотина.
— Нет, дорогая. Я волк со своей стаей. А вот ты выглядишь коровой в загоне: могут подоить, а могут и на мясо пустить. В любом случае, разрешения у тебя спрашивать не будут, так как отцом своим, несмотря на его знатность, прикрыться не сможешь.
— Не тыкай мне, — прошипела Мозельская.
— А то что?
— Ничего. Я была о тебе лучшего мнения. Всё. Замолчи и не отвлекай от занятий.
Сразу же после звонка на перемену я встал и, выжидающе посмотрев на Мозельскую, протянул ей руку, как бы приглашая пройти в столовую.
— Сам напросился, — явно решившись на эксперимент, прокомментировала она мой жест. — Но потом не ной, что тебя не предупреждали!