Поразительно! Блейд был уверен, что ранил это существо, однако оно не выло, не рычало, не визжало. С неестественным мертвящим спокойствием монстр застыл перед ним — смутная темная фигура футов семи в высоту, более тонкая, чем человеческая. За ней мрак сгущался, и Блейд понял, что там — дерево. Выставив бревно вперед, он ринулся на таран, собираясь пришпилить зверя к стволу. Тот попробовал увернуться, но как-то неуверенно — повидимому, первый удар разведчика нанес ему серьезную рану.
Снова раздался скрежет, потом глухой стук дерева о дерево. Блейд стряхнул наземь съежившееся тело, перевернул бревно тупым концом и, будто трамбуя песок, пристукнул несколько раз черневшую внизу кучу. Потом отошел в сторону и вытер струившийся по вискам пот. Руки и ноги разведчика дрожали, эта схватка с неведомым врагом в полутьме выжала из него все силы.
Он прислушался. Где-то свистнула птица, ей ответила другая, потом раздался слабый шелест какой-то маленький зверек пробежал по стволу, царапая кору коготками. Белка? Может быть… Лес наполнялся тихими ночными звуками, шорохами, сонными птичьими вскриками, словно удары бревна были взмахами волшебной палочки, расколдовавшей зачарованную злым волшебником тайгу.
Неужели эта тварь внушала такой ужас? Блейд удивленно покачал головой, решив с рассветом повнимательней рассмотреть напавшее на него чудище. Лес ожил, а это значило, что поблизости разгуливает еще не один такой же зверь. С другой стороны, труп и запах монстра отпугнут прочих хищников, и ночь, пожалуй, пройдет спокойно.
С этими мыслями Блейд начал подгребать к штабелю ветви, хвою и что-то похожее на пучки травы. Он не рискнул углубляться в чащу; вместо этого прислонил к краю поленницы две дюжины бревен, сделав накат, набросал на него веток, а те, что попышнее, сунул внутрь. Потом разведчик заполз в свой шалаш. Хвоя немилосердно кололась, пока он не примял ее собственным телом и не выложил поверх траву; после этого, устроившись кое-как в своем жестком и неуютном гнезде, Блейд уснул.
Пробудившись, он минут пять не двигался. Он сознавал, что лежит ничком, уткнувшись лицом в колючую подстилку, пахнувшую хвоей, прелью, старой сухой травой и мхом. Нос и рот были забиты чем-то, по вкусу напоминавшим прошлогоднее сено, шея и конечности затекли, мышцы сводило от холода. Впрочем, эти неприятные ощущения Блейда не пугали. Главное, он попал туда, куда надо; ни компьютер Лейтона, ни спейсер не подвели, и даже страшноватое ночное приключение закончилось благополучно.
Он потянулся и начал осторожно разминать руки, в то же время прислушиваясь к звукам, доносившимся снаружи. Постепенно онемение проходило, чувство силы и уверенности вернулось к нему, пронизывая каждую мышцу, каждую клеточку могучего тренированного тела. Теперь Блейд слышал пение птиц, писк и шуршание каких-то мелких животных, жужжание насекомых, шелест и поскрипывание раскачиваемых легким ветерком крон; на миг ему показалось, что он проснулся на лесной полянке где-нибудь в окрестностях Дорсета. Но порывы холодного воздуха, залетавшие в шалаш, заставили разведчика вспомнить, что он совершенно обнажен, и это ощущение вернуло его к реальности. Блейд приподнял голову, выплюнул набившуюся в рот труху, протер глаза и вылез на свет Божий.
Он находился на склоне довольно высокой горы, ближе к вершине. Простиравшийся внизу густой хвойный лес здесь редел и постепенно переходил в заросли кустов, с трех сторон окружая просеку, на которой торчали пни да с полдюжины штабелей из бревен. Выше по склону кустарник и похожие на сосны деревья с красноватой корой становились все мельче и мельче, уступая место огромным валунам, сухой траве и серо-зеленому лишайнику. Еще выше под мутноватым голубым небом вздымалась голая скалистая вершина — каменный трезубец, иссеченный трещинами.
Вдалеке виднелась другая гора, почти столь же высокая, узкая долина между ними простиралась, если судить по солнцу, с севера на юг. Дальше к востоку и западу громоздились новые вершины, постепенно сливавшиеся в одну грандиозную горную цепь шириной в десятки миль. Эту исполинскую каменную стену рассекали каньоны и ущелья, а над пологими седлами перевалов нависали ледники. Здесь не было недостатка влаги — внизу, в долине, Блейд разглядел голубую ленту реки, просвечивавшую сквозь темно-зеленую чащу леса.
К северу, насколько видел глаз, горы резко понижались к обширной плоской равнине, заросшей лесом, коегде уступавшим место синим пятнам озер. Этот край, напомнивший разведчику канадскую тайгу, уходил вдаль словно зеленое бескрайнее море до самой линии горизонта, где слабо, едва заметно мерцала еще одна голубоватая лента. Но то была не живая голубизна речного потока и не океанский предел, а безжизненное и равнодушное сияние отражавших солнце льдов
Лед! Он не мог ошибиться, оттуда веяло холодом и опасностью, как от ледяных равнин Берглиона. Снега и льды грозили поглотить этот мир, превратив его в новый Дарсолан, в такую же пустыню, как та, по которой он странствовал во время своего четвертого путешествия. С севера медленно и неотвратимо полз огромный ледник, сметая на своем пути все живое, перемалывая в пыль камни, сковывая земли и воды своим холодным прикосновением. Сколько времени нужно ему, чтобы добраться до этих гор? Век? Два? На какой-то миг Блейду показалось, что он слышит треск и скрежет, с которым движется огромная бесчувственная масса; он словно ощутил, как под чудовищной тяжестью содрогается земля…
Потом разведчик усмехнулся и покачал головой. К тому времени, когда льды доползут сюда, превратив равнину в снежный ад, и он сам, и его дети и внуки превратятся в прах и тлен. Пока что близость ледника означала всего лишь медленную гибель тайги, длинные суровые зимы да короткое и холодное лето. Отвернувшись от этого предвестника смерти, Блейд решительно направился к краю поляны, где разыгралось ночное сражение.
Кажется, он перестарался со своим бревном, размолотив тварь в липкую серую кашу. Однако конечности — их было шесть — остались целы, как и голова с большими серповидными выростами, похожими на жвалы насекомого. Превозмогая отвращение, Блейд присел рядом и коснулся голой блестящей кожи. Она напоминала хитин, хотя в то же время казалась довольно гибкой и, вероятно, не играла роль наружного скелета. У этого монстра были кости — он видел сероватые обломки в чудовищных ранах, оставленных колом. Лапы кончались когтями, острыми, словно бритва, видимо, они втягивались, как у кошек, но в момент атаки, когда зверя застигла смерть, были угрожающе растопырены.
Разведчик поднялся, постоял над изуродованным телом, недоуменно щурясь. Плотная безволосая кожа, шесть лап, жвалы, как у жука-рогача, узкая пасть с набором устрашающих зубов — и ни капли красной крови! Эта тварь казалась чужой, инородной в зеленом лесу, так напоминавшем земные чащи, не волк, не медведь, а странная и нелепая помесь рептилии с гигантским муравьем. И этот кислый запах… Внезапно он заметил, что вокруг серой плоти в траве будто бы пролегла мертвая зона — насекомые не приближались к трупу и даже мухи, кружившие в воздухе, не садились на него. Значит, монстр не годился им в пищу? Странно… Блейду казалось, что его самого зверь рассматривал как вполне приемлемую добычу.
Порыв холодного ветра напомнил разведчику, что он совершенно обнажен. Утреннее солнце грело как-то робко и нерешительно, а ветер подталкивал в спину, словно напоминая, что пора спускаться вниз, к реке, и поискать там защиту от холода, пищу, одежду и оружие. Оружие — непременно! Если в местных лесах водятся подобные твари, добрый топор или копье были важнее еды и пары сапог. Бросив последний взгляд на мертвую тварь, потом — на льдистое голубоватое мерцание у горизонта, разведчик развернулся и побежал вниз.
Просека помогла ему быстро спуститься футов на двести, а быстрое движение согрело. Лес тут был гуще, темней, чем на вершине — настоящий бурелом, решил Блейд, прислушиваясь к тихим шорохам и птичьим вскрикам. Хотя тревожная тишина предупредила бы его о приближении серой твари, он крался меж деревьев словно тень, стараясь избегать открытых участков и внимательно поглядывая под ноги, чтобы не наступить на сухую ветку; здесь могли водиться другие крупные хищники, и самый опасный из них — человек! Помня о возможных неприятностях, разведчик продолжал свое неторопливое и осторожное передвижение, делая это так искусно, что даже индейцы сиу, известные своим умением бесследно растворяться в лесу, наверняка прониклись бы уважением к этому бледнолицему. Впрочем, пока он не заметил ничего, что говорило бы о присутствии крупного животного или человека — кроме покинутой им просеки со штабелями бревен.