Поднимаю злой взгляд и вижу тысячи ошеломленных глаз вокруг. В следующую секунду меня окружает отряд каких-то бойцов. В шею, живот и спину упираются обнаженные клинки.
Мои губы растягиваются в едкой ухмылке и произносят:
— Ну теперь-то я достоин служить в Акилании?
Глава 12
— На землю его! — взревел полковник, — Как вы проверяли этого ублюдка?
Я не стал сопротивляться и позволил себя опрокинуть на плац лицом вниз. Мне завели за спину руки, которые тут же зафиксировали стальными браслетами, а затем перед моими глазами появились чьи-то ноги в военных брюках. По синеватым вставкам на них я уже понял, что это какой-то маг, находящийся на службе. Он наклонился и приложил руку к моему затылку.
— Дар не развит, — сообщил ровный голос. Казалось, его обладателя нисколько не смутило произошедшее, — Более того, товарищ полковник, я вообще не чувствую в нем даже предрасположенности к магии.
— Мне плевать, какие у него предрасположенности, — рявкнул полковник, — Он опасен?
— Нет, за это я ручаюсь, — ответил все тот же голос.
— Доставьте его в карцер и осмотрите рюкзак.
Меня подняли под руки и потащили в сторону какого-то невысокого белого здания, но не к его входу, а немного левее крыльца, где располагалась вторая дверь. Выглядела она как металлическая решетка с толстыми прутьями и ничего хорошего не обещала.
Я принял решение вести себя спокойно и не предпринимать никаких попыток к бегству; молча подчинялся и не оказывал сопротивления. За свою судьбу я не переживал. Указ Императора, есть указ, а после того, что я сделал на глазах тысячи военных, руководство армии не рискнет пойти на самосуд. Всегда найдутся обиженные солдаты, которые с радостью донесут на свое начальство, и последние прекрасно понимают это.
Два длинных пролета ступеней вниз, и я оказываюсь в прохладном освещенном коридоре. Ловлю себя на мысли, что здесь даже приятнее, чем под раскаленным солнцем наверху. Никакого страха. Что-то внутри словно говорит мне, что я могу не бояться рисковать собой. Что у меня еще будет шанс, даже если эта попытка провалиться. Это гитайя вселили в меня такую уверенность? Я снова попытался вспомнить встречу с ними, но не смог.
В коридоре нас встретил огромный человек в гражданском. Не Дони, конечно, но тем не менее такие размеры внушали уважение. Его обветренное неприятное лицо не сулило мне ничего доброго. Тюремщик смерил меня пристальным взглядом, после чего развернулся и пошел вперед по коридору. Через десяток шагов он повернул налево и отпер металлическую дверь с маленьким окошком, отпирающимся снаружи. Меня втолкнули внутрь комнаты за ней и закрыли снаружи. Кандалы с меня не сняли.
Я кое-как поднялся на ноги и осмотрелся. Под потолком зарешеченный светильник, дающий умеренный свет. Вокруг лишь стены из белого камня, да вмонтированная в них длинная скамейка, намекающая, что она будет являться моей кроватью в ближайшее время. На противоположной от нее стене — цепи с расстегнутыми кандалами и металлический круг на уровне шеи, а в дальнем углу, испачканном желтоватыми потеками, стоит грязное ведро. Кажется, это мой туалет. Ждем допроса?
Ко мне пришли вечером. По крайней мере мне показалось что уже вечер. Первыми прибыли два вооруженных молодца, которые прицепили меня к стене, прочно стянув горло металлическим ободком. Они осмотрели надежность креплений, после чего покинули камеру. Следующим зашел тот самый седоватый полковник с моим рюкзаком в руке. Хорошо, что я не додумался взять с собой карту Кастании и бесполезные в армии серпы загадочного происхождения, иначе мое пребывание здесь могло бы затянуться надолго.
— Кай Эварс, значит…, — он уселся на скамейку, а вещи поставил рядом.
— Да, — ответил я, — А вот ваше имя мне до сих пор не известно.
— Полковник Дорт Кимель. Ты ответишь на мои вопросы?
— Наверное, — я не видел причин ничего утаивать, кроме места откуда я прибыл. Если им станет известно, что я пришел с той стороны мира, может случиться так, что меня больше никуда отсюда и не выпустят.
— Я не стану с тобой долго разговаривать, мучать тебя твоим происхождением, хотя, конечно, он вызывает сомнения. — он вынул из рюкзака горсть алмазов, — Так ты говоришь дом сгорел? Говоришь денег нет?
— Простите, но мне кажется это мое личное дело.
— Откуда это у тебя?