— Я просто интересуюсь, — напряженно ответил блондин. — Что-то меня настораживает в твоей девке.
В следующее мгновение блондин рухнул на пол. Кай его ударил. Изо всех сил. Так, что у парня все лицо тут же залилось кровью, а я, смотря на это еле сдержалась, чтобы не закрыть в ужасе лицо.
— Еще раз назовешь ее девкой и я тебе каждую блядскую кость переломаю, — сказав это, Кай ударил его в живот ногой. Это было жуткое зрелище. Похожее на то, что Кай ему, как минимум, ребра переломал. А, может, еще и внутренние органы повредил. — Ты меня понял?
— Да… — блондин прохрипел, руками хватаясь за живот.
После этого Кай взял меня за руку и повел за собой. Это место мы покидали под ту тишину, в которой слышались лишь наши шаги.
Мое сердце стучало быстро. Прерывисто. А дыхание казалось судорожным. Даже пытаясь понять, что только что произошло, я никак не могла этого сделать. Но меня трясло и мысли путались.
Этот случай я восприняла лишь, как очередной намек на то, что для меня эти улицы для меня являлись совершенно другим миром. Жутким и жестоким. Чрезмерно далеким и непонятным.
— Почему все так интересуются, кто я? — спросила, когда мы уже вышли на другую улицу и Кай отпустил мою руку. — Вчера мне таких вопросов не задавали.
— Вчера было уже темно, — ответил парень. — Сейчас при свете ясно, что ты не местная.
Я опустила взгляд и окинула им себя.
— Как? Что в моей одежде не так? Она же самая обычная.
— Дело не в одежде, — Кай снял с себя толстовку. При этом оставаясь лишь в легкой кофте с длинным рукавом. — Твоя осанка и походка. Ты ведешь себя, как гребанная принцесса.
Я поджала губы.
— Ты что-то имеешь против принцессы?
— Это просто выражение. Но не переживай, я терпеть не могу всю аристократию. Императорскую семью в особенности.
— Что они тебе сделали?
Кай посмотрел на меня, как на идиотку, но протянул свою толстовку.
— Надевай.
— Мне не холодно и я уже сказала, что не могу принять одежду парня.
Он шумно выдохнул, а потом одной рукой схватив меня за шиворот, второй натянул на меня толстовку.
— Ты слишком дохрена выделяешься, — сказал он наклоняясь ко мне и прожигая взглядом. — А тут есть шавки, которым будет похрен, что я могу переломать им руки и свернуть шею. Ведь куда больше чем они боятся боли, они ненавидят таких, как ты.
— Что ты имеешь ввиду, под «такими, как ты»? — спросила, но уже теперь сопротивляться не стала. Просунула руки в рукава, стараясь не думать о том, что лицо Кая в это мгновение находилось слишком близко к моему. Не критично. Между нами было около тридцати сантиметров расстояния, но щеки почему-то все равно начало покалывать.
Даже, когда он в следующее мгновение отстранился, по коже продолжали скользить угольки. Странное чувство. Непонятное. Но почему-то такое сильное.
Он пошел дальше, а я за ним. Тонула в его толстовке. Улавливала его запах, который исходил от нее. Не хотела думать о том, что он приятный, но даже отторгая все эти мысли, вновь испытывала нечто странное.
Постаралась акцентировать внимание на том, что было действительно важным. На улицах, ведь они являлись опасными и мне ни на мгновение не следовало терять бдительность.
Вот только, когда мы проходили мимо других парней и девушек, уже никто не спрашивал, кто я, хотя по мне все так же скользили внимательными взглядами.
Мне понадобилось время, чтобы понять, что это из-за толстовки Кая.
Он спрятал меня за ней.
Через время я поняла еще кое-что. Этой толстовкой он пометил меня, как свою девушку.
Ведь наблюдая за этими компаниями и видя среди них пары, я замечала на девушках, какие-то предметы одежды или аксессуаров, которые явно принадлежали их парнями. Например, банданы.
Эта толстовка не только спрятала меня, но и сделала неприкосновенной. Так вот почему он хотел, чтобы я надела что-то его.
8
Тихо следуя за Каем, я куталась в его толстовку и смотрела по сторонам. Утренние лучи солнца уже отлично освещали эти улицы, но от этого краше они не становились. Серые, мрачные. Исписанные граффити. Исходящие чем-то жутким. Будто бы пахнущие кровью и жестокостью.
Но в тот же момент они казались такими живыми.
Это трудно описать, но, несмотря на то, что я привыкла к своей среде и всем сердцем ее любила, там не редко чувствовалась фальшь. В основном она исходила от аристократов. От их поступков, взглядов, слов.
А фальшивость часто веяла чем-то мертвым.
Тут же все было иначе. Плохо и жестоко, но открыто. Без утайки. И пока мы шли по улицам, я то и дело представляла эти районы, как огромное сердце, которое билось в бешенном, обезумевшем ритме, но в своеобразном. Будоражащем.