Тряхнув рукой, он вынужден был оставить перчатку в сомкнутых челюстях животного, поскольку звал, что ротвейлеры даже в смерти не ослабят своей хватки. Он извлек из уха собаки нож я вытер его о джинсы охранника, забрался в машину и подрулил к массивному портику особняка.
Очутившись в тени огромных колонн, он выключал зажигание. До Дук подхватил докторский чемоданчик и поднялся по лестнице к входной двери.
— Мистер Гольдони?
Шикарно одетый мужчина, стоявший в дверях, отрицательно покачал головой.
— Доминик Гольдони... э-э... отсутствует.
До Дук нахмурился, вытащил какие-то бумаги и принялся рассматривать их.
— Этот особняк принадлежит семье Гольдони?
— Да, — ответил шикарно одетый мужчина. Лицо с крупными чертами было красивым и выдавало в нем уроженца Средиземноморья. Карие выразительные влажные глаза. Ему было под пятьдесят, явно не американец. На нем прекрасно сидел костюм от Бриони, итальянская шелковая рубашка, на ногах — туфли, не меньше чем тысяча долларов за пару.
— Вы из компании «Лилко»?
— Да, — ответил До Дук, небрежно махнув своим удостоверением я проходя в дверь.
Взгляд мужчины скользнул по пластиковой поверхности удостоверения.
— Я — Тони де Камилло, шурин мистера Гольдони.
— Известное дело, — усмехнулся До Дук, впечатывая свой кулак ему в солнечное сплетение.
Тони начал хватать ртом воздух, и в этот момент До Дук, поддерживая его почти нежно, нанес коленом удар в челюсть.
Бесчувственное тело Тони сползло на пол. До Дук наклонился над ним и оценивающим взглядом окинул кольцо с бриллиантом, дорогие часы, запонки, булавку для галстука. Затем он подхватил Тони под мышки и втащил по мраморному полу вестибюля в гардероб для верхней одежды. Колони и локти его он перехватил эластичным жгутом. Затем снял с полки шарф и запихал его целиком в рот Тони, заклеив губы пластырем.
Кухарок в доме не было; Маргарита де Камилло сама считала себя прекрасной поварихой. Но была живущая в доме прислуга — До Дук обнаружил ее в кухне, за приготовлением собственного ужина. Он неслышно подошел к ней сзади, набросил ей на шею жгут и затянул. Женщина раскрыла рот, пытаясь закричать. Ее скрюченные пальцы хватали воздух, она оцарапала ими руку До Дука. По тут воздух в ее легких кончился, и она рухнула на банки с томатами. Он оставил лежать ее там, где она упала.
Вернувшись в вестибюль, До Дук начал подниматься по ступенькам широкой, красного дерева лестнице. Доски под его ногами были отполированы так, что он мог видеть в них свое отражение. Толстый персидский ковер заглушал звуки шагов.
Маргарита де Камилло блаженствовала в горячей ванне. Ее голова покоилась на специальной резиновой подушечке; с полузакрытыми глазами она наслаждалась теплом, проникающим сквозь поры. Это было ее излюбленное время дня, когда она могла позволить себе отключиться от внешнего мира, расслабиться в ни о чем не думать. Дополнительная ответственность, которую взвалил на себя ее муж, сделала его совсем неузнаваемым. Она знала, что он занят выше головы и сейчас, по-видимому, у него какие-то неприятности.
Знала она и то, что была единственной в мире, кто мог бы помочь ему, но, принимая во внимание его происхождение — сицилиец, она отдавала себе отчет в том, что действовать должна очень осторожно. Не следовало напоминать ему о тех деятелях шоу-бизнеса, которые стали его клиентами благодаря ей.
«Серениссима», ее детище, косметическая фирма, которая поставляла свою продукцию исключительно кинозвездам Голливуда и Нью-Йорка, процветала благодаря ее фантазийному творческому характеру. Вся эта публика искала с ней знакомств, многих из них она спихивала своему мужу.
Предаваясь всем этим размышлениям, она непроизвольно массировала пальцами свое тело — особенно синяки и ссадины. Тепло воды успокаивало боль, она расслабилась.
Неожиданно, как это всегда бывает, мысли ее вернулись к Франсине. Пятнадцать лет — трудный возраст. Еще не женщина, но уже и не девочка. Ее рано сформировавшееся тело только осложняло ситуацию. Уже несколько раз, еще до того как ее брат попал под опеку ФПЗС — Федеральной программы по защите свидетелей, она обращалась к его помощи, чтобы решить кое-какие школьные проблемы дочери или избавить ее от слишком назойливых великовозрастных ухажеров.
Маргарита вздохнула. Больше всего на свете она любила свою дочь. Это чувство переполняло ее. Она разрывалась между своей работой и одиночеством Франсины. Она вполне отдавала себе отчет в том, что ей никогда не удавалось уделять достаточно времени дочери. А что же было ей делать? Она бы содрогнулась и умерла, если бы была слишком привязана к дому. У Тони тоже не было времени и терпения заниматься ребенком женского пола.
Маргарита чувствовала, что Тони явно недоволен тем, что у него нет сына — его наследника, о котором он все время мечтал. Но случилось так, что больше детей Маргарита иметь не могла. Одна Франсина. Из-за этого-то Тони все время и хмурится.
Ванна была вырезана из огромного цельного куска черного оникса; теплая вода в ее овале, благоухающая ароматами бальзамов, приготовленных по рецептам самой Маргариты, действовала успокаивающе на ее ноющее тело. Кран был из чистого золота, формой он напоминал лебединую шею. Ниша, в которой располагалась ванна, была от пола до потолка выложена зеркалами, неожиданно отразившими фигуру До Дука, появившуюся на пороге.
Маргарита вздрогнула, инстинктивно прикрывая груди руками. Глаза ее от удивления расширились.
— Кто вы такой? Что вам здесь нужно?
— У меня есть к вам предложение. — Голос До Дука звучал мягко.
Маргарита не могла вымолвить ни слова. Тем не менее, спустя секунду она, собравшись с силами и глядя на незваного гостя, произнесла:
— Как вы сюда попали? Что вы сделали с моим мужем?
— Он еще жив. Если вы это имеете в виду.
Он медленно приблизился к ней.
Маргарита смотрела на него, как кролик на удава: объятая ужасом, но не в силах отвести взгляд.
— Он даже не ранен. Просто спит.
Наклонившись над краем ванны, До Дук в упор рассматривал Маргариту. Она была исключительно красива, даже в свои тридцать с лишним. Высокие скулы, правильный овал лица, прямой нос, ясные глаза, вьющиеся темные волосы, сейчас мокрые, ниспадающие на великолепной лепки плечи. Однако в лице ее явственно читался вызов. Такая не сдастся. Подобный взгляд До Дук неоднократно видел у удачливых игроков. Маргарита пришла в себя от первоначального испуга, и румянец вернулся на ее щеки.
До Дука поразило то, что она не выказала того ужаса, который, казалось, должна была бы испытывать.
— Вы сказали что-то насчет предложения?
До Дук кивнул головой, отметив про себя хладнокровие, звучавшее в ее голосе.
— Именно так. У каждого из нас есть нечто такое, что заинтересует другого. — Он позволил себе улыбнуться. — Например, мне бы хотелось знать, где находится Доминик Гольдони.
На лице Маргариты отразилось облегчение, она усмехнулась.
— Тогда вы пришли не по адресу. Обратитесь в ФБР. Я не представляю, где может быть сейчас мой брат. — Она негодующе фыркнула. — А теперь убирайтесь вон, ничтожество.
— А разве вам не интересно, что могу сказать я? — не обратив внимания на ее слова, задал свой вопрос До Дук.
— Интересно было бы... — улыбнулась она.
Он перешагнул через борт ванны, и вода выплеснулась через край на пол. Прижав одну руку к ее лицу, а другую к груди, он погрузил ее резким движением в воду. Через некоторое время он, схватив ее за густые волосы, дал ей глотнуть воздуха. Маргарита кашляла и фыркала. Глаза слезились, груди тяжело вздымались. До Дук убедился, что она наконец поняла серьезность ситуации.
— А сейчас? — спросил он. — Нам все-таки есть о чем поговорить, вы согласны?
— Ублюдок, — простонала она. — Как ты смеешь... Но ты же еще ничего не видела, детка, довольно усмехаясь, подумал он про себя.
— Мне нечего тебе сказать, — Маргарита убрала волосы с лица.
Она села на край ванны, не обращая ни малейшего внимания на свою наготу.
— Моя жизнь для меня ничего не значит. Я никогда не предам своего брата. Даже если бы я знала, куда они его дели.
До Дук снял с крючка вешалки купальное полотенце неимоверных размеров и бросил ей.