– Кто эта девушка? – голос у Нандини был совсем слабый.
– Это Асури. Моя невеста. Я хотел рассказать все отцу, но не успел, – сказал я сестре, а потом снова повернулся к Асури, – что с тобой произошло? Я чувствую, что ты была в большой беде.
Асури посмотрела на меня, словно решая, стоит ли рассказывать, но я нежно взял ее за руку и попросил:
– Пожалуйста, расскажи нам.
Тогда она стала рассказывать, как побежала домой, когда мы расстались у моста, и нашла своего отца мертвым. Как соседский мальчик Арон рассказал ей, что меня взяли под стражу, и, проведя ночь в своей полуразрушенной хижине, она утром пошла в город. Как Хираньякша издевался над ней ночью и как обрезали ее косу и сбрили волосы, а потом отпустили.
Я слушал ее рассказ с болью, тупой болью в межреберном пространстве. И я хотел так любить, как она любила. Я хотел отплатить ей за любовь. Разве стоила моя ничтожная жизнь ее великой жертвы? Сестра слушала Асури с большим вниманием, но в конце рассказа устало прикрыла глаза и снова заснула. Мы тихо вышли из хижины и, ни слова не говоря, добрели до леса, где так часто раньше предавались юношеским играм.
– Асури, то, что ты сделала для меня… Я в неоплатном долгу перед тобой.
Она грустно посмотрела на меня, но глаза ее сияли особенным светом:
– Не говори так, Джагай, я люблю тебя и не могла поступить иначе. Ты моя жизнь.
Я обнял ее и поцеловал в неровно обритую голову.
На следующий день мы провели простой погребальный обряд для наших отцов, а через месяц – свадебный. Нандини к этому времени полностью поправилась».
2. Восхождение
Мудрец постелил циновку из травы куша на шкуру оленя, сел, скрестил ноги и, прикрыв глаза, погрузился в медитацию. Перед его внутренним взором возникла площадь, залитая полуденным солнечным светом. Там стояло несколько брахманов в шафрановых одеждах, окропленных кровью. Они спокойно молились, их глаза были полуприкрыты. Несколько солдат с мечами в руках быстро подходят к ним. Злая сталь резко входит в тела, жаля прямо в сердца, и брахманы, инстинктивно вскинув руки, словно пытаясь набрать в ладони эту горячую сердечную боль, падают на каменные плиты, желтые от песка, принесенного безразличным ветром.
Его друг Митра Муни лежал на потемневшем песке рядом с другими. На окровавленном лице – ни тени беспокойства. Он принял эту смерть смиренно, зная, что так предрешено.
В своем сознании он переносится дальше.
Там на полянке перед старой хижиной сидит Джагай, сын Митры Муни. С ним его сестра Нандини и жена Асури.
Мудрец закрыл глаза и погрузился в транс. Он сосредоточил свой ум на цели и за одно мгновение перенесся через космическое пространство, преодолев громадное расстояние от планеты Семи Мудрецов до Земли.
Теперь вокруг был лес, а над головой – размазанные белые перья облаков, которые, казалось, стекали по небесному куполу куда-то вниз. Лес пел и перекликался голосами сотен птиц и обезьян. Деревья переплетались лианами и ветвями в плотную стену, но, когда мудрец, погруженный в созерцание красоты Вишну, мягко ступал босыми ногами по лесному ковру, они плавно расступались перед ним. Сердце направляло его к дому погибшего Митры Муни.
Постепенно лес поредел и превратился в небольшое поле, где росло огромное дерево баньян. Величественное дерево далеко раскинуло свои массивные ветви. Внутри его широкого ствола было пустое пространство, способное вместить одного человека. Он был будто слит из когда-то текучих, но уже давно застывших в причудливые формы субстанций.
Мудрец опустился перед древом на колени и прикоснулся к нему рукой. Баньян рассказывал ему свою историю:
«Я был еще совсем молод, когда решил посвятить жизнь служению Вишну. Долго просил родителей, чтобы отпустили меня жить в ашрам к духовному учителю, и, наконец, они согласились. Целыми днями я занимался разной несложной работой: мыл посуду, собирал в лесу хворост и цветы, ходил за водой и терпеливо ждал, когда учитель начнет раскрывать мне духовные тайны.
Однажды, гуляя в лесу, я напоролся на шип ядовитого растения. После вся моя кожа начала страшно чесаться, и я расцарапывал себя до крови, пытаясь унять страшный зуд.
Увидев это, учитель пришел, чтобы исцелить меня. Но сначала он спросил:
– Скажи, мой юный ученик, твоя кожа сильно зудит?
Я ответил утвердительно.
– Скажи мне теперь, когда ты расчесываешь зудящее место, это приносит тебе облегчение?
Я отвечал:
– Нет, мой господин. Облегчение если и есть, то оно очень короткое, а затем кожа снова начинает чесаться еще сильнее, – к тому времени раны уже начали гноиться и приносили мне сильные страдания.