Как видим, 1 мая разные люди могут поздравлять своих друзей "с праздником" с совершенно разными подтекстами. Для кого-то это праздник языческого разгула, для кого-то это праздник разгула революционного, для кого-то – праздник Нагорного Света.
Одно и то же слово, сказанное в один тот же день, оказывается, может пониматься совершенно по разному. Поздравляя друг друга – люди на деле с разными праздниками поздравляют в один и тот же день. И прежде, чем ответить на поздравление, надо поинтересоваться – кто же тебя поздравляет, чтобы, исходя из этого, предположить – с чем именно он поздравляет. Вспомним эпизод из фильма "Подвиг разведчика": "За победу! – За нашу победу!"
Без такого рода интереса к мотивам организаторов может сложиться ситуация, при которой одни люди (статисты, приглашенные на праздник) отмечают одно, а другие (инициаторы) празднуют нечто совсем иное? Может быть, зачинщики решили не разглашать тайну своей радости? Мол, радость у нас большая, и мы не против того, чтобы весь мир нас поздравлял с этим днем. Но у нас свой, очень частный и не всем понятный повод для праздника, а праздник мы хотим вселенский, и вот для того, чтобы весь мир искренне веселился и искренне нас поздравлял – мы дадим ему другое, профанно-экзотерическое толкование праздника.
По поводу Первого Мая была официальная советская версия, поясняющая, почему именно рабочие день своей революционной солидарности празднуют именно первого мая, а не второго. О том, что это еще и "вальпургиева ночь", предпочитали не упоминать.
Но если мы обращаемся к 8 марта, здесь такой двусмысленности просто нет. Потому что не было официально-школьной общеизвестной и общенавязанной версии – почему была выбрана именно эта дата.
На вопрос "почему мы празднуем именно этот день?" чаще всего ответствовали: "так сложилось", "так установилось". Но меня всегда настораживают безличностные обороты. Помните, как советские экскурсоводы нам говорили о храмах: "этот памятник архитектуры до наших дней не сохранился". Вот так вот взял и не сохранился, очевидно, в знак протеста против рабочей крестьянской власти.
Так может, все же обойдемся без безличностных выражений? Сами собой праздники не появляются. Их вводят конкретные, живые люди. Так кто же приучил нас праздновать 8 марта? Кто и зачем? Можем ли мы реконструировать и понять мотивы этих людей?
В науке прежде, чем высказать свои, новые гипотезы, нужно показать – почему именно исследователь не удовлетворился наличными теориями по исследуемой им теме. Так и я прежде поясню – какие толкования, объясняющие происхождение и смысл празднования 8 марта, я не могу принять.
Например, я не могу принять, что это праздник весны. День весны естественно было бы праздновать или 1 марта или в первое мартовское воскресенье. В наших широтах лучше праздновать наступление весны 1 апреля, либо в день весеннего равноденствия 22 марта. Но почему же весна должна наступать именно 8 марта? – Непонятно.
Это не день весны, а день женщины? Но опять – отчего же его нужно праздновать именно 8 марта. День женщины можно было бы праздновать в любое из воскресений весны. Но почему же было выбрано именно 8 число марта? Нет-нет, пояснял я, я не против празднования женского дня, не против того, чтобы начало весны знаменовалось светским праздником, а не только церковной масляницей. Но почему именно 8 марта было избрано для такого праздника?
Всем известно, что 8 марта – "Международный женский день". Также всем известно, что женщины живут во всех странах. Кроме того, почти всем за последние годы стало известно, что 8 марта отмечали только в СССР. Почему же женщины остальных стран его не отмечали? У румын, болгар и сербов есть свои праздники весны, они надевают красно-белые нитки, шарики, цветочки на свои одежды – мартинцы и марцишоры. Но происходит-то это как раз 1 марта. И это несомненный отголосок древнеязыческих празднеств в честь расцветающей земли. Однако 8 марта и они не празднуют. Значит, это был не день женщины как женщины. В этот день надлежало прославлять женщин с определенными качествами. И эти качества почему-то не очень ценились в других странах.
Причина этой странности очевидна: 8 марта – не день женщины, а праздник определенного типа женщин, день женщины-революционерки[364]. И потому в тех странах, где революционная волна начала ХХ века захлебнулась, празднование Революционерки не прижилось.
Впрочем, и особо значимых революционных событий именно 8 марта не происходило. Ни официальная историография, ни народные предания не сохранили ничего о каком-либо событии, которое некогда произошло именно 8 марта, и оказалось столь значимо и памятно для пламенных революционеров, что они решили хранить в веках память об этом дне. Более того, оказывается, и день-то не так уж дорог инициаторам этого празднования.
В 1910 году 2-я международная конференции социалисток в Копенгагене, установившая день революционерки (Клара Цеткин: "Я тогда имела определенное намерение, создать день революционной мобилизации широких женских масс…") ничего не говорит о конкретной дате, оставляя выбор за отдельными странами: "…В каждой стране организовывать, по соглашению с политическими рабочими партиями и профессиональными организациями, специальный Женский день…"[365].
Первый Международный женский день отмечался в 1911 году в Германии, Австрии, Дании и Швейцарии 19 марта. В 1912-м он проходил в тех же странах, но 12 мая. В 1913-м получился полный разнобой: в Германии отмечали 12 марта, в Австрии, Чехии, Венгрии, Швейцарии, Голландии – 9 марта, во Франции и России – 2 марта. Это было связано с чисто организационными трудностями. И только в 1914 году впервые повсеместно Международный женский день проводился 8 марта, так как он совпал. А потом Европа разделилась фронтами, согласовывать ежегодные переносы стало трудно, и в итоге "женский день" так и закрепился на этой дате. Значит, инициаторам праздника дорога не конкретная дата, а идея: "Женщина+Революция".
Понятна потребность революционного движения иметь свои праздники вместо традиционно-народных, церковных и государственных. Понятно желание дать повод к тому, чтобы еще раз приободрить и почествовать своих товарищей и соратников по борьбе. Весьма умна и эффективна была идея вовлечь в революционную борьбу не только рабочих мужчин, но и женщин, дав им свое движение, свои лозунги и свой праздник.
Но почему день, когда революционерки должны были выходить на улицы и декларировать нынешнюю ущемленность прав, а также свою нерушимую убежденность в грядущей эмансипации, должен быть где-то в начале весны? Почему этот день поначалу так странно прыгал по календарной сетке?
Такие прыжки характерны для литургического (пасхального) календаря и означают, что в действие вступает лунный календарь. Две религиозные группы в Европе имеют такую практику: христиане и иудеи. Предположить, что деятели Коминтерна что-то решили заимствовать из богослужебной практики ненавидимых ими "попов", затруднительно.
Может быть, со временем будут опубликованы записи тех внутрикоминтерновских дискуссий, на которых и опредилось рождение и даты революционно-женского праздника. Но пока эта завеса не открыта, нам остается лишь предполагать о неизвестных мотивах известного решения.
Могли ли у лидеров европейского революционного движения рубежа веков быть свои, личные ассоциации с этим семантическим рядом: "женщина – революция – перемещающийся по календарю весенний праздник"?
Если мы ищем личные мотивы – значит, надо присмотреться к личностям. Европейское коммунистическое движение начала ХХ века весьма в значительной мере было еврейским. "Это не миф, созданный правыми, а голая правда. Евреи действительно всегда играли очень большую роль в социалистическом и коммунистическом движении. Ленин однажды лестно высказался о замечательной ведущей роли евреев в нашем движении. Карл Каутский в начале 20-го века церемонно обратился к маленькому британскому социалистическому журналу, издававшемуся на идише. Он призвал еврейских социалистов к передаче всеобъемлющей социалистической теории, революционной решимости и интернационалистического взгляда на мир британским лейбористам. Они, впрочем, и так очень активно этим занимались", – пишет еврейский сайт[366].
Интернационал оказался довольно мононационален[367]. Что ж, сегодня это факт, без которого невозможен серьезный разговор об истории революционного движения в Европе рубежа XIX-XX веков. Среди тех, кто поднял мир на борьбу с "миром насилья" и призвал разрушить его "до основанья", было отнюдь не три процента евреев (вряд ли больше была численность евреев в общем количестве тогдашних европейцев).
Вспомним хотя бы роль еврейской революционной организации "Бунд" в проведении I съезда РСДРП: "ЦК Бунда принимал деятельное участие в организации I съезда партии, и он взял на себя организационную часть съезда… Сейчас же вскоре после того, как был организован Бунд, Кремер, который жил тогда в Минске, играл очень активную роль в деле созыва съезда. Первый партийный съезд проходил в резиденции Бунда – в Минске"[368].
Осознав это обстоятельство, попробуем вжиться в мир этих людей. Вам пришла в голову замечательная идея создать женский революционный отряд, использовать женскую энергию для борьбы с "эксплуататорами". И для консолидации и пропаганды этого движения вам нужен символический день, который был бы днем Женщины-Революционерки. Какому дню придать такое значение?
Революция, как известно, живет религиозным пафосом, она сама есть миф, а для мифа характерно мышление прецедентами. Нынешнее действие должно воспроизводить некоторый образец, архетип, впервые явленный миру в мифологически насыщенное "время оно". Надо подражать образцу. И мифотворческий инстинкт революции требует поставить вопрос так: Были ли в истории женщины, которые поднимали народ на борьбу с тиранией и добивались успеха?
Обычнй европеец если бы ему предложили вспомнить женщину-воительницу, вдохновившую свой униженный народ на борьбу, сразу вспомнил бы Жанну д'Арк. Каждый из нас не "вообще" человек. Каждый несет в себе социальный, национальный, семейный опыт. И каждый обращается прежде всего к тому, что ближе к нему. Если мы желаем к какому-либо чувству или к событию, к ситуации или характеру подыскать поэтическую иллюстрацию, мы ее возьмем скорее из Пушкина, чем из японской поэзии.
Но у многих "пламенных революционеров" были не менее естественные ассоциации с историей их родного народа. Жанна д’Арк в еврейской национальной истории носила имя Эсфирь (Эстер в европейском произношении). И поэтому, когда партия поставила задачу придумать женский праздник, могли ли они не вспомнить об Эсфири!