— Болезный, а чьих будете? — я присел рядом со стоящим на коленях священнику.
— Так из Дорогомиловского монастыря. Мы все за нашего императора-батюшку. Вот те крест!
— Не «те», а вам, — ответил я и глянул на ближайшего гвардейца. — Есть что на Дорогомиловских?
— Никак нет, господин архимаг!
— Проверить еще раз, а этого в допросную.
— Как прикажете, господин архимаг, — священнослужителя быстренько уволокли в сторону, давая проход другим.
— Посмотрим, как сильно они за императора, — проворчал я. — Знаем мы таких, ярых поклонников. И не таких вешали. Кто там следующий?
Виктор Иванович заметно устал слушать и принимать клятвы, но такова судьба сидящего на троне. Надо бы ему обед организовать. Я подозвал гвардейца и распорядился сделать перерыв на полчаса. Этого, конечно, мало, но время поджимало.
Мережковский с благодарностью на меня посмотрел и снова стал внимать речам очередного графа. На всякий случай я поставил у трона защитный артефакт, один удар он точно выдержит, а там уже и бойцы подоспеют.
Вся эта кутерьма снова напомнила о былых деньках, когда я почти каждый день приходил во дворец, улаживать конфликты между богачами. Аристократы — народ нежный, чуть что, сразу жаловаться и не кому-то, а сразу императору. Лучше б в спортлото шли, чесслово.
Вдруг артефакт связи, про который я почти забыл, зашуршал голосами.
— Что у вас?
— Поймали шпиона! — бодро раздался голос связного.
— Тащи в мой кабинет.
На моих губах появилась улыбка.
Спустя почти два часа я с чувством глубокого удовлетворения вышел из допросной. Ее организовали в моем бывшем кабинете, который за все годы ни капли не изменился. В него просто боялись заходить, зная, кому он принадлежит.
Доволен, правда, я был не только по этому поводу. Шпион оказался и не шпионом вовсе, а князем соседней губернии, который решил под шумок стащить одну из учетных книг казначейства. После сорока минут отговорок князь Ильинский признался, что серьезно проигрался в карты и брал деньги прямиком у Константина, которому приходился, ни много ни мало, четвероюродным братом.
Теперь мне предстояло еще и с деньгами разбираться. Чует мое сердце, что родственнички бывшего императора знатно потрясли казну. Ничего, после сегодняшних событий, обысков и конфискаций, будет чем залатать дыры в бюджете.
Наконец, я дошел до нужных дверей и пинком их отворил. В главном кабинете министра казначейства как раз все были в сборе и доедали документы. Буквально. У всех десятерых управляющих во рту я видел обрывки бумаг.
Едва они меня увидели, то застыли изваяниями, не смея даже пошевелиться.
— Приятного аппетита, — сказал я, оглядывая их. — Много съесть успели? Мне ничего не оставили?
Тощий очкарик не выдержал, вдохнул воздуха и неудачно поперхнулся, начав захлебываться жутким кашлем. Но я же не зверь какой-то! Я сразу же оказал первую помощь одни резким ударом по спине. Через мгновение у меня на ладони оказался обрывок финансового отчета месячной давности.
Высушив его заклинанием, я внимательно его прочитал, а потом посмотрел на остальных.
— А ну, выплюнули все. Живо.
— Нетьф, фы не буфем.
— Не стоит разговаривать с набитым ртом, — ласково сказал я и хлопнул говорившего по спине.
Это был главный казначей. Толстый, обрюзгший, с жирной кожей и едва не лопающимся камзолом.
— Хватит уже жрать, Давыдов. Или у тебя такая диета?
Он лихо заработал челюстями, проглотил кусок бумаги и запил все это водой.
— Вы ничего не докажете! — крикнул он, выпятив свой живот.
Я проследил взглядом за стрельнувшей серебряной пуговицей с его камзола и спокойно сел на ближайший стол.
— Давыдов, ты же меня знаешь, а все думаешь, что я шутки с тобой шутить пришел. Мы же с тобой одиннадцать лет назад о чем говорили? Что воровать нехорошо, — я подхватил со стола целый документ и пробежался по нему глазами. — А тут у вас, мало того, что хищения, так еще и растрата, на которую вы смиренно прикрывали глаза за взятки. И вот что мне с тобой делать? Не подскажешь? Я вот собираюсь вспороть твое необъятное брюхо и вытащить каждый кусочек из твоего желудка. Остальных это тоже касается.
Давыдов вздрогнул всем телом, став белее документов на столе, громко икнул и рухнул на пол как подкошенный. Впрочем, то был глубокий обморок.