— Право слово, умнее. Ты пока собираешься, а Мишка вон и синяков нахватал… Мишка-то действовать начал…
Федоров рассказал про Мишкины похождения. Батька только носом шмыгнул, а мамка сказала со злостью:
— Так ему и надо. Не лезь, куда не просят. Гусак какой завелся. Удумал тоже. По дому лучше помогал бы, чем штукарствовать-то… Молодец, Филька! Так и надо.
Федоров покосился на мамку и в сердцах плюнул на пол.
— Чего ему помогать-то тут. Козла, что ли, доить? Хозяева! Нет, ты подумай-ка, — обратился снова Федоров к батьке, — гусь наш, ведь, действительно первосортный. Место для гуся подходящее. Вон и учитель то же говорил им. Взяться, как следует, чорт знает чего натворим. Всю деревню на голову поставим. Мне вон Мишка сказал вчера, так я мимо ушей пропустил, а сейчас сам вижу, какое может быть огромное дело.
— Гусиный колхоз? — усмехнулся батька.
— Ты не смейся, — мотнул вихрами Федоров, и Москва сразу не строилась. Начнем с гуся, а там, как двинем… И эх, держись деревня. Во как поскачем.
— Это глупости! — сказал батька. — Про такое дело и думать не хочу…
И рассердился даже.
— То он одно придумает, то другое. А ну тебя к богу… Точно сума переметная. Право слово.
Так же бесполезно старался втянуть в гусиное дело Федоров и других мужиков из бедноты. Над Федоровым только смеялись.
Федоров ругался, стучал во всех избах кулаками по столам и в горячке посулил каждому заехать оглоблей по шее, когда он с малыми ребятами построит социализм в деревне на все сто процентов.
Разозленный неудачей, Федоров пришел как-то к Мишке и сказал:
— Ладно, без них возьмемся… Пусть черти со стыда подохнут, когда ребята социализм построят… Собирай ребят. Всех собирай, кто захочет. Побольше набрать старайся.
— Фильку не буду собирать!
— Точка. Филек к чорту.
Не чуя ног под собой, Мишка обежал всю деревню. Захлебываясь от радости, он рассказывал ребятам и о премии и о дворцах, путался, сбивался, а заручившись согласием притти к Федорову, бежал дальше.
Всю деревню обежал Мишка, но пришло только девять парней да три девчонки, хотя Мишка из девчонок никого не приглашал. А почему они пришли, Мишка и сам не знал.
В тесной избе Федорова ребята разместились по скамьям.
В тесной избе Федорова ребята разместились по скамьям, девчонки прижались к печке. Петька Муравьев корчил рожи и всех смешил. Сенька, сын вдовы Устиньи, надел на голову горшок и, высунув язык, покачивал головой. Дурачество ребят рассердило Мишку.
— Махонькие что ли? — прикрикнул он на Петьку и Сеньку. — Тут всерьез собрались, а они дурака валяют.
— Пускай их подурачатся, — вступился Федоров, выдвигая стол на середину.
Однако ребята притихли и стали серьезными.
— Что ж, — осмотрелся Федоров, — видать, никого не придет больше?
Ребята помолчали. Мишка подпрыгнул на месте, вытянул голову и потихоньку опустился на кончик скамьи.
— Так вот, ребята, — кашлянул Федоров и повел речь о птичнике. Говорил он о том, какое это огромное дело, как надо начинать его и что будет, если хорошо наладить работу. Он, как и в тот раз, на дворе, широко открыл глаза и, не видя ни ребят, ни прокопченных, изъеденных стен, заговорил о социализме, о дворцах, о новой жизни. Рассекая руками воздух, он словно плыл к этому чудесному миру, далекие берега которого тянули его с непреодолимой силой. И за ним, за его горячей, сбивчивой речью, уплывали завороженные ребята.
Все это было похоже на чудесную сказку, чудеснее, всего потому, что могла она стать былью здесь, в этой деревне.
Слушая с жадностью Федорова, никто и не заметил, как быстро пролетело время.
— Будто сказка, — несмело заметил Колька Гарфенихин, когда Федоров кончил говорить, — вроде на ковре-самолете летали.
— Сказка? — удивился Федоров. — Пусть будет по-твоему. А только ковер-самолет — это гуси. На крыльях гусей мы и помчимся.
Батька привозит маленьких великанов
Прошло несколько дней.
Затея Федорова обсуждалась в деревне на все лады.
— Придурковатый парень, вот и мудрует, — говорили некоторые.
Другие ехидничали.
— Где бы самому в батраки итти, так вона он сколько себе батраков набрал. Полный двор наймитов! А вы говорите дурак!
— Отцам головы крутить надо за это, — ругались некоторые, — дурачье ить какое! Будто ребятам в своем хозяйстве неча делать!
— Я своему показал, — хвастал хромой Митрофан, — тоже ить в канпанию было сманили. Приходит, дай, грит, батька, десять свежих яиц да гусыню на месяц. Ну, наломал хвост-то…