А то все переживал старый, что два сына у него нормальные люди, третий же - дурак. С самого детства как только не куролесил - то крылья, будто у птицы, сделал да с крыши спрыгнул, хорошо еще, что только ногу сломал, а не шею, то крысу из катапульты соседке в окно спальни нечаянно закинул, прямо в кровать угодил, и на визг несчастной бабы вся деревня сбежалась, думали, пожар, или убили кого.
Другие-то дети как дети, деньги им дашь - они лакомства да игрушки накупят, или обнову модную, чтоб пофорсить, значит, перед девками, а Ивашка, будто блаженный какой, все на книжки изведет.
Так что обрадовался Степан, что сын его младший, наконец, к молодецким утехам потянулся. Пожурил, конечно, для порядку, но не сильно - дело молодое, когда и погулять-то еще.
Стоит Иванушка посреди горницы, с ноги на ногу переминается да краской заливается, но молчит. Потому как правду сказать стыдно, а врать он не умел.
Наутро проснулся Иван и понял, что влюбился в царевну по уши. Пал он отцу в ноги и говорит: - Благослови меня, батюшка, Змея Горыныча воевать идти, хочу царскую дочь в жены, и полцарства впридачу. Про полцарства это он так сказал, для пущей убедительности, ему-то самому оно без надобности было.
Выслушал его старик, да так и сел. Это какой же, думает, мне убыток будет: коня ведь ему надо справить, ружье да саблю, а как уйдет, и работника лишусь. Хотя полцарства тоже на дороге не валяется...
Матрена Никитишна прибежала, закудахтала, как курица: - Что ты, что ты, сыночка! Даже не думай! Опасно это! Змей тебя побьет да огнем пожжет!
- Так я ж мужчина, мама! - Иван ей отвечает.
- Ребенок ты еще, сыночка! Не пущу тебя никуда!
Тут Степан Егорыч вмешался: - Ну что ты, старая, не в свое дело лезешь? Гляди, побьет он Змея, будем мы с тобой царь с царицей - на золоте есть, на золоте спать, на золоте нужду справлять!
Матрена как услышала, аж подскочила: - Не отдам сыночку на погибель! Даже не думай, старый! Давно сковородкой по башке не получал или скалкой вдоль хребта?
- Ну что ты, что ты, уж и пошутить нельзя! - заюлил Степан, на том разговор и окончился.
Что было делать Иванушке? Встал он посреди ночи, взял свою одежонку старенькую да пару сухарей из дорожных припасов, и пошел налегке Змея воевать. Авось, думает, по пути разживусь конем да оружием, за любую работу возьмусь, заработаю и куплю.
Дорога к горам, где Змей Горыныч поселился, шла через Златоборье. Так огромный дремучий лес назывался, что с незапамятных времен на этом месте рос. Изобиловал он родниками хрустальными и ручьями звонкими, что текли в речку полноводную. Были там и болота топкие, они раньше все царство клюквой, морошкой да голубикой кормили. А деревья в нем росли такие красивые и высокие, что дух захватывало.
Идет Иван по лесу, перешагивает ручьи пересохшие и удивляется - где ж красоты и богатства те, о которых люди говорили? Вдоль дороги одни пни торчат, а что остались из деревьев - все корявые да кривобокие, даже листья какими-то насекомыми изъедены. Редко когда и птичья трель прозвенит.
Услышал Иван стук топора и пошел на него. Дай, думает, спрошу, что за напасть со Златоборьем приключилась. А там, слово за слово, может, и насчет работы какой договорюсь.
Дошел он до вырубки и видит - работники, маленькие да кривоногие, как жуки чернявые, так кишмя и кишат. Одни облепят ствол дерева, ну что твои муравьи, и тащат, а другие, с топорами да пилами, деревья валят, сучья рубят.
Вот пилят двое дерево большое, а по стволу белочка мечется, из дупла бельчат спасает. Дерево уже качается, того гляди, упадет, не успеть ей. Увидел это Иван, жалко ему стало, и крикнул работникам, чтоб подождали немного. Те пилить перестали, да на Ивана с руганью накинулись. Пока тот с ними препирался, белка своих бельчат как раз на другое дерево перетаскать успела.
Понял Иван, что работы ему здесь не светит, и пошел дальше своей дорогой. Вдруг ему на плечо та самая белочка прыгнула, и говорит человеческим голосом: - Спасибо тебе, добрый молодец, что моих детей спас! Может, и я тебе пригожусь!
Рассказал ей Иван, куда путь держит, а белочка ему к Бабе-Яге дорогу показала, она, говорит, самая старая в Златоборье, все знает, должна помочь.
Пришел Иван на полянку, там избушка на курьих ножках, и в ней Баба-Яга сидит. Двор у ней мусором завален, огород бурьяном зарос, в избе грязища. Принюхалась она носом крючковатым, да вдруг улыбнулась во все свои три зуба: - Эх, давненько я русского духа не чуяла!
Иван ее поприветствовал, поклонился, как положено, тут уж бабка совсем ошалела от радости, забегала, засуетилась, со стола пыль да объедки смахнула, горшок со сметаной достала и принялась гостя потчевать. А он вынул свои сухари, сам поел, и ее угостил.
Разговорились они, и поведала Баба-Яга о той беде, что со Златоборьем приключилась: - Приехал сюда купец один, сначала все высматривал, вынюхивал, да ко мне в друзья-приятели набивался. А я-то, старая дура, на его речи льстивые да подарки копеешные и повелась. Угостил он меня медом хмельным и подсунул бумагу какую-то подписать. А потом оказалось, что я ему спьяна отдала все Златоборье в аренду на сорок девять лет!
- И давно это было, бабушка? - спросил Иван.
- Вот уж семь годков минуло...
- Так ведь через сорок два года здесь одна голая пустыня останется! - ужаснулся Иван.
- Останется, - закивала Баба-Яга. - Купчишка этот так и сказал: - Миллионов десять отсюда вытрясу, а потом хоть трава не расти! А что делать - ума не приложу.
Пригорюнилась бабка, даже слезу пустила. И тут стук в дверь раздался.
- Кого это там несет? - заворчала Баба-Яга.
- Да я это, Леший! На Кикимору жаловаться пришел. Она, зараза мокроносая, мой последний нетронутый кусочек леса заболачивать стала! Я уж ей хотел космы зеленые повыдрать, так она разревелась. Нет больше, говорит, моего болота. Купец канавы прокопал, воду в речку спускает, собирается торф добывать. Ну, я плюнул и пошел к тебе. Может, посоветуешь, как дальше-то быть. И Водяной еще совсем обнаглел...
- Эх, старый, я и сама не знаю, как дальше жить будем. Намедни летала я к этому аспиду, за Кикимору просила, чтоб болото ее не трогал, так он меня обругал да выгнал, еще и ступу продырявил и помело сломал.
Иван их разговор слушал, слушал, решил, что утро вечера мудренее, и спать лег. Наутро поднялся, Баба-Яга его завтраком накормила да проводить хотела, а он вместо этого пошел в чулан, взял оттуда лопату заржавленную, наточил, черенок новый выстругал и пошел огород копать.