— Ну, цел, невредим? А мы думали, тебя опять снегом замело, — шутили бойцы. — Без коня тебе, парень, невозможно. Без коня за нами пеший не угонишься.
Васька не обижался на шутки, тем более что он и сам думал, что конь ему обязательно нужен. А Степан Михайлович не шутил. Он посмотрел на Ваську и сказал, что этот и пеший догонит, не пропадёт: парень настойчивый.
Деревенские ребята слушали Ваську с завистью. За день он им много рассказал. Не всему верили, думали — врёт. Про Москву-то, может, и правда — теперь много за хлебом народу приехало. Многие ребят своих побросали — пусть в деревне покормятся. А что в отряде воюет — не верили; но, оказывается, правда.
— Ты приходи ночевать, — сказал Серёжка, — вместе на печке ляжем.
Но Васька не был согласен ни на какой ночлег.
— Я лучше здесь побуду, — ответил он Серёжке и стал складывать кизяки вокруг костра стенкой, чтобы не задувало огонь.
— Ну, я тебе картошек принесу испечь, — сказал Серёжка.
— Это можно, неси, — разрешил Васька.
Серёжка побежал домой и скоро вернулся с картошкой. А Васька — ни на шаг от костра. Ему и мороз нипочём.
Тянутся дымки́ к звёздному небу, в каждой избе народу полно: свои, погорельцы да красноармейцы.
Всего села белые спалить не успели. Только с краю стояли на пожарищах холодные, обугленные печи. Ближе к школе в одном из домов жил учитель; с этого дома, наверно, и палить начали.
Васька рассказал красноармейцам, как он один остался в риге, как к речке спустился и как ночью с ребятами хоронил учителя. Про одно только умолчал: как он плакал горькими слезами на тёплых полатях в Серёжкиной избе, думая, что никогда больше не встретится со Степаном Михайловичем.
Степан Михайлович слушал, поворачивал на угольках принесённую Серёжкой картошку и молчал. Потом, вздохнув, спросил:
— Ну, и где же вы захоронили учителя?
— За поповым погребом, — сказал Серёжка. — Не знали мы, что отряд-то вернётся. Снегом его присыпали — и не видать.
Серёжка повёл Степана Михайловича к могиле. С ним пошёл Чебышкин.
Вернувшись, Степан Михайлович велел Ваське идти ночевать в избу:
— Часовым и без тебя есть дело. — А укладываясь спать, сказал: — Как же нам, Василий, быть с тобой дальше? Совсем ты нам, как говорится, ни к чему. Опасно, и лишняя забота.
Васька захворал
Прошло несколько дней. Васька старался не попадаться комиссару на глаза.
«И чем я ему помешал?»
На сердце у Васьки щемило, и он старался изо всех сил «быть к чему».
Он помогал чистить лошадей, оружие. Во время перестрелок, если залягут цепью, ползал по тылу и выполнял разные поручения: принести огоньку закурить, передать нож. А уж если была команда: «По коням!» — догонял отряд на двуколке с амуницией, а то больше на своих на двоих. Двуколка была в распоряжении Чебышкина, он запрягал её всегда не спеша.
«Куда гнать! Ещё и двуколку-то отобьют, а у меня на ней казённое имущество», — говорил он.
А Ваське не терпелось, и он шёл вдогонку в ту сторону, куда поскакал отряд. Шёл по ростепели, проваливаясь в рыхлый, талый снег. Сушиться иной раз и не приходилось. Только Васька догонит отряд, а отряд опять с места снимается.
Однажды под вечер Васька пришёл в село вслед за отрядом. Конники располагались на ночлег. Васька разыскал Степана Михайловича. В избе, куда он вошёл, топилась печь. Степан Михайлович и красноармейцы сидели босиком. Сапоги сушились. Кто брился, кто шил, а кто дремал, дожидаясь, когда сварится кулеш и можно будет поужинать.
— Пришёл! — сказал Степан Михайлович. — Небось по горло мокрый?
— Пришёл, — ответил Васька. — Сыро, конечно.
Васька стащил с ног сырые валяные сапоги, которые обещал ему подшить дед, да так и не подшил, поставил их на печь, а сам присел на лавку. Ноги у него гудели, а голова была тяжёлая-тяжёлая.
Степан Михайлович аккуратно, тряпочкой, смазывал винтовочный затвор, потом, навертев тряпочку на шомпол, стал прочищать ствол.
— Ну-ка, парень, держи, а я прогоню разок-другой.
Васька держал винтовку, а она у него валилась из рук. И вдруг стало двоиться в глазах.
— Ты что, бегом, что ли, бежал — варёный какой-то? — спросил Степан Михайлович.
— Я не бежал, а потихонечку шёл. И не знаю, что это со мной, — ответил Васька.
Степан Михайлович, кончив чистить оружие, закурил и стал читать.