Васька лежал на лавке врастяжку. Поспел кулеш. Стали Ваську поднимать, а он как будто и не слышит ничего. Степан Михайлович прикрыл его шинелью:
— Не трогайте, пусть спит. По-моему, у него жар. Добегался парень.
Васька горел, метался. Степан Михайлович вставал ночью, чтобы намочить тряпку холодной водой и положить её Ваське на лоб.
Глубокой ночью бандиты открыли огонь (видно, прятались они здесь же в селе, по избам).
Усталые бойцы подняли тревогу. Начался бой в темноте. Бандиты захватили бойцов врасплох. Все они здешние, знали каждый проулок — им было легче. Только выпили они для храбрости и спьяну палили без разбору. Степан Михайлович со своим отрядом выбрался к дороге.
Стало светать. А к бандитам уже спешила подмога. Наверно, у них заранее был сговор.
Увидали красноармейцы, как им наперерез несутся на конях всадники в тулупах, с топорами, вилами, а у многих в руках и берданки, и стали отступать. Не всегда на войне наступают, приходится и отступать.
Силы были неравные. Помчался отряд обратно, к другой дороге, которая ведёт к лесу. Доскакали до опушки, установили пулемёты. Кулачьё в лес и не сунулось. Обложили бандиты отряд кругом, как зверя. Всё равно, мол, долго не евши на снегу не просидят, а по лесу им не уйти: тянется лес на триста вёрст, да такая чащоба — медведь не пролезет.
Думали бандиты так, а дело обернулось по-другому. Подоспела и красноармейцам подмога. Тут уж беляки попали в кольцо. Жаркий был бой и короткий! Мало кому из врагов удалось уйти живыми.
В этом бою тяжело был ранен комиссар, и пришлось его с провожатым отправлять в тыл. С ним вместе решили отправить и Ваську, который как впал в беспамятство, так в себя и не приходил.
Комиссара с Васькой довезли на санях до железной дороги, а там на поезд, в санитарный вагон и доставили в госпиталь.
А теперь уже Васька совсем поправился. Правда, слаб ещё, но это ничего — пройдёт, и доктор его скоро выпишет.
За несколько дней перед выпиской доктор позвал Ваську к себе в кабинет и сказал:
— Садись, друг, поговорим. Во-первых, привет тебе от Степана Михайловича. — Он каждый раз передавал ему привет от комиссара, и Васька ждал, что вот-вот Степан Михайлович приедет за ним и заберёт его.
— Теперь скоро увидимся, — сказал Васька. — Он как вам пишет?
— Видишь ли ты, какое дело, — сказал доктор. — Ты теперь человек здоровый, и я буду с тобой говорить, как с человеком вполне, так сказать, в форме. — Доктор строго поглядывал на Ваську из-под очков.
Васька ждал, что он скажет ему напутствие. Всем, кого выписывали из госпиталя, доктор говорил напутствие, как не растерять здоровье. «Время сейчас серьёзное, и полученное здоровье надо беречь. Оно, понимаете, не столько ваше, сколько, так сказать, теперь общегосударственное», — так он говорил всем. Но Ваське сказал совсем другое:
— Степан Михайлович очень хороший человек. Я его уважаю, и ты… Ну, проще говоря, он ничего тебе не пишет, а тоже лежит у меня в госпитале и хочет тебя видеть.
Васька не сразу увидал Степана Михайловича: у него почему-то всё расплывалось в глазах. Он уже держал в руках его большую добрую руку и слышал его голос, но перед глазами стояла ещё какая-то мешающая видеть пелена.
— Вы идите, доктор, у вас дела, — сказал Степан Михайлович, — а мы тут потолкуем.
— Степан Михайлович, — доктор погрозил пальцем, — только будьте молодцом! И, пожалуйста, разговоры разговаривать не долго.
Сколько они говорили, долго ли, коротко ли, ни Васька, ни Степан Михайлович не заметили. Только Степан Михайлович взял с Васьки честное слово, что он явится к Чапурному.
— Ты пойми, — говорил он, — если у каждого, кто воюет, за седлом вот такой, как ты, разве это возможно? Никак невозможно! Ты сам знаешь, как я к тебе отношусь. И ты должен понять, что война очень тяжёлое дело, особенно теперь. А ещё: ты учишься? Нет, не учишься. Так ты и вырастешь ни к чему. А уж на это ты не имеешь никакого права. Никакого! Понял? Мы теперь должны быть сами хозяева своей жизни. Как поётся? «Мы наш, мы новый мир построим…»
— Я бы нагнал учение, Степан Михайлович!
— Нет, брат, этого ни пешим, ни конным шагом не нагонишь! Должно быть всему своё время. Возвращайся к Чапурному и берись за книжку.
Васька слово дал. Ещё бы не дать слова Степану Михайловичу! Но маленький досадливый червячок где-то внутри сосал, что не пришлось ему, Ваське, быть солдатом.
Васька в оставшиеся дни как только мог ухаживал за Степаном Михайловичем. Он приносил ему весенние веточки, нашёл на дорожке майского жука и принёс его в палату, привязав на нитку. Жук оказался сильный — оборвал нитку и улетел в окно.