Не смотри на меня.
Мне это уже не нужно.
- Добрый вечер, - спокойно начинаю. Я отвыкла уже от этих стен и атмосферы этого помещения. Здесь все так и кричит, как все замечательно в этом кабинете, но, на самом деле, эти стены видели всё. А мои слезы и его крики - особенно. - Я принесла бумаги. Красную папку я просмотрела. Сомнительные моменты подчеркнула. Там же вложен лист с информацией о входах и выходах, а также о парковке. Отчет оставлю здесь, я там все подробно расписала. Если вам что-то не нравится, подчеркните и передайте через мою секретаршу, - киваю себе в знак согласия, что так будет безумно удобно и мне, и ему. - А, и не переживайте, Оленька не украдет бумажки: у нее своих достаточно, - я поднимаю глаза и внимательно рассматриваю его темно-синие глаза. Я не смотрела на его одежду, но уверенно могу сказать, что на нем рубашка в цвет глаз, черный галстук и черные брюки. Я помню грубость его больших ладоней на моих бедрах и теплоту широкой мужской груди. - Я могу идти? - голос немного срывается, но я не хочу плакать. Я просто устала скучать по нему.
- Добрый вечер, Виктория, - он поднимается с кресла и выдыхает. Я все также ему по плечи на невысоких каблуках. Ярослав становится напротив меня, и я не понимаю, зачем он поднялся. Так уж и быть, я бы простила его, если он бы сказал это, сидя. - Ты отдала документы Василию? - кратко киваю, вспоминая, что утром виделась с отвечающим за пиар нашей компании. Довольно милый мужик, вот только старый довольно: ему пятьдесят восемь. - Молодец, Виктория, - этот официальный тон меня бесят. Мне хочется крикнуть ему что-то матерное, ведь несколько месяцев назад он ласково называл меня «Викуля» и целовал в уголок губ. - Можешь идти, - да, черт возьми, я не ощущаю холодности и отчуждённости, но меня жутко раздражает его спокойствие.
Я последний раз бросаю взгляд на мужчину, а тогда выдыхаю. Сейчас, как никогда раньше, я понимаю, что хочу уволиться. Мне надоели бумажки и рутинна. Мне почти тридцатка, мне нужен любимый мужик, детки. В конце концов я должна быть счастлива, просто потому что я заслужила.
- Я хочу уволиться, - сама не замечаю, как эти слова слетают с моего рта, и даже удивляюсь той легкости, с которой они звучат. Только после небольшой паузы перевожу взгляд на Ярослава. Он удивлен. Он пиздец, как удивлен, ведь его мимика в этот момент меня просто поражает. Ярослав поднимает брови наверх, а его губы практически раскрываются. Раньше он был более сдержан, не в сексе, естественно, но холодность проявлялась во всем остальном очень сильно. Пустые глаза, серьезный вид лица и расслабленность остального тела словно кричали, что этому человеку похуй на всех. - Я напишу сейчас же заявление. Вы сможете подписать мне его сразу же? - не сдаюсь. Я готова к тому, что он меня отпустит: он никого не держит, ему никто не нужен. Океан в моей груди начинает высыхать, словно это была обычная лужа. И даже руки не бьет озноб. Я отпустила все, что с ним связано.
- Да, - говорит он в полтона, - конечно могу, - тогда Ярослав достает чертову бумагу и кладет на стол. Я продолжаю смотреть на него, не отрывая взгляд. Прости, Моя Любовь, и засыпай. Я больше не хочу тебя видеть. Сажусь за стол и забираю у него из рук черную ручку, касаясь мимолетно его руки. Ой, она же холодная! И я ощущаю ностальгию по его касаниям, но все кончено.
Я вывожу красивые буквы, четкие, аккуратные. Я, черт возьми, так изыскано в жизни не писала, а еще так медленно. Понимаю, что просто оттягиваю момент прощания, но по-другому я не могу, простите. Увлекаюсь писанием настолько, что даже не чувствую, как по щекам текут слезы, щекоча кожу и оставляя влажные дорожки. Всхлипы. Именно от них у меня дрожат плечи и трясутся руки. Привет, Истерика, я скучала. Согласитесь, апатия - это не лучшее чувство в жизни человека. Я вижу, как падают слезы на эту чертову бумагу с моим увольнением, как соленая вода размывает, мои аккуратно написаны, буквы. Все мои старания пошли прахом. И я не о буквах сейчас говорю. Спокойно, Вика, остановись, не плачь, не здесь, пожалуйста. Умоляю, милая, прекрати.
- Я еще хотел тебя попро... - он застывает, видя мои слезы и мою разбитость. Я обещаю тебе, что это последний раз, когда ты видишь мои слезы. Но, будь так добр, проигнорируй их, чтобы я не бросилась тебе на шею. - Вик... Вика, что происходит? Что случилось? - ты шепчешь, а меня разрывает на части. Я пытаюсь сдержать слезы, но они рвутся наружу.
- Что, блять, происходит? - поднимаюсь я, понимая, что не могу противостоять своему эмоциональному состоянию. Я встаю с кресла настолько резко, что оно падает с жутким шумом назад. Вижу, как ему не нравится громкий звук, ведь, я помню, что его уши неимоверно чувствительны: я шептала ему на ухо его имя, во время очередного оргазма. Ты кривишься, кусаешь губы, но ты даже не поверишь, насколько мне теперь похуй, что тебе нравится, а что - нет. - Ты спрашиваешь, что у меня случилось? - я начинаю орать, и мне нравится мой голос. Такой свободный. - Тебе не кажется, что поздно? Почему ты не спросил меня об этом, когда отправлял меня на аборт, потому что у тебя уже есть ребенок, и это - «ТЖ»? Почему ты не спросил меня об этом, когда я плакала, слушая от твоей матери, какую ахуенную шлюху-девушку, она увидела у тебя дома? - я вытираю глаза от слез, ощущая, что все мое лицо в разводах от косметики. И мне впервые так похуй, что я не буду достаточно красива для него. Я - красивая всегда. Это он - гребанный урод. - Почему ты не задал этот вопрос, когда в годовщину наших отношений я смотрела твои ебаные бумажки до самой ночи, чтобы помочь тебе, а ты просто поехал домой? - я кидаю взгляд на все папки и документы, лежащие у него на столе. Мне так хочется их порвать и спалить. А я не привыкла себе отказывать, если честно. Делаю два шага к столу и провожу по нему руками, сметая все. Все-все. И свои печали, и страхи потерять этого мужчину также. Я слышу звук, как мнутся и рвутся важные договоры, как ломаются карандаши, ручки, ударяясь об пол. Мне больше не больно, но я хочу напоследок закатать истерику и показать насколько мучительно мне было все это время. Я всегда молчала: он не любит шум, от истеричек уходят сразу же. - Ты - чертов эгоист, думающий только о собственном благополучии. Боже, да ты даже не понимаешь, как я страдала по тебе, - я хватаюсь руками за голову, интуитивно ощущая присутствие его секретарши и нескольких работников. Все они сбежались на шум, который я создавала. Я ломаю его образ среди его подчинённых, а также понимаю, что это и была моя мечта.