Но блондина очевидно абсолютно ничего не смущало. И он с любопытством заглянул мне в глаза:
– Кстати, а почему ты не пошла спать в гостевые комнаты, а пришла ко мне в спальню?
О мои щеки можно было смело зажигать спички. Но врать я не стала.
– Я сочла, что в крайние от лестницы комнаты ломанутся все, кому не лень. Так что пошла как можно дальше вглубь коридора, чтобы меня никто не побеспокоил. Очень хотела выспаться.
Золотницкий коротко хохотнул:
– В принципе, логично. Одна только неувязочка: гостевые комнаты находятся слева от лестницы. А ты повернула направо.
Занавес!
От осознания своей ошибки я не знала куда глаза девать. Хотя…
– Так Дэн же не сказал, куда поворачивать! Или, – я подозрительно прищурилась, – он сделал это специально?
Ответить Золотницкий не успел.
– Ольга! – В приемную влетела Бенедиктова, на ходу расстегивая норковую шубку. – Что у вас тут творится? Почему клиентка вылетела из офиса, вся в слезах? Всех оштрафую! – Тут наша мадам Бэннет заметила меня: – Патрикеева! Ты почему до сих пор не на рабочем месте? Половина десятого, Валентина Ивановна и Вера Карловна уже давно ждут.
Ольга, втянувшая было голову в плечи при виде разъяренной сестры, тут же наябедничала, обвинительно тыча в меня пальцем:
– А Патрикеева увольняется! Ей теперь не по чину работать ведьмой, она у нас крутая стала, замуж выходит.
И столько в этих словах было желчи и яда, что у меня дыхание от обиды перехватило. Золотницкий, услышав слова секретарши, поперхнулся смешком:
– Кем ты работаешь, Лисенок? Ведьмой?
Он стоял лицом ко мне и спиной к Бенедиктовой, и наверное только поэтому она позволила себе такой ехидный ответ:
– Да, молодой человек, она у нас ведьма! Правда, весьма посредственная, но все же она в состоянии проконсультировать бабушек, куда они положили свои очки и когда принесут пенсию. А еще она совершенно не дисциплинированная, и мне это уже надоело. Патрикеева, сегодня ты работаешь бесплатно! Всю выручку сдаешь в качестве штрафа! Ольга! – Она повернулась к сестре: – Обзвони Ликиных клиентов и извинись. Перенеси прием на другой день. Сегодня в офисе работает только Патрикеева.
Чем больше она говорила, тем сильнее выпрямлялся Золотницкий. Все его добродушие как ветром сдуло. А когда он заговорил, то от его голоса температура в помещении упала сразу градусов на тридцать. Ольга обхватила себя за плечи, словно стояла на улице, на ветру.
– Вы ошибаетесь, Агата сегодня не работает. Как и завтра. И послезавтра. Моя невеста вообще на вас работать больше не будет.
Я видела, как перекашивается от ярости лицо Бенедиктовой. И невольно вжалась в тело Золотницкого, ища у него защиты. Машка обернулась и прошипела:
– Да кто ты такой, черти тебя дери, что тут распоряжаешься? Я тут хозяйка!
Мне на плечи легли горячие ладони. Слегка сжали. И мне стало легче. Особенно, когда Дмитрий холодно обронил в сторону Бенедиктовой:
– Да пожалуйста. Сколько угодно. Но только не долго.
Машка позеленела от такого обращения:
– Чтоооо?
Ольга суфлерским шепотом перепуганно сообщила сестре:
– Мань, ты что?! Это же сам Золотницкий!
Но Машка только рукой отмахнулась, дескать, не мешай. Это была ее ошибка.
Золотницкий неожиданно склонился ко мне, и, слегка касаясь губами моего ушка, от чего все воспоминания о новогодней ночи мгновенно ожили не только в моей голове, поинтересовался:
– Лисенок, а ты в курсе, что у ведьмака рядом с его парой в разы возрастает сила и возможности? – Я покачала головой. Глаза Золотницкого ярко блеснули расплавленным серебром: – Уже знаешь! Хочешь, я ее в жабу превращу? Пусть ловит мух языком и ждет своего царевича на болотной кочке.
Я испуганно покачала головой. Бенедиктова побагровела. Кажется, ее сейчас удар хватит. Золотницкий притворно расстроился:
– Не хочешь? А зря! Я б испытал свои новые возможности! Ну да ладно, еще успею. А пока… – Он задумчиво окинул взглядом притихшую и словно протрезвевшую Машку. – Раз Агата не разрешает превратить тебя в жабу, тогда используем бородавки. Мелковато это, правда для меня, ну да ладно. За каждый раз, когда ты попробуешь обидеть ни за что своих сотрудников или урезать их в правах, на тебе будет вырастать одна бородавка. Чем больше грех – тем крупнее бородавка. За самые злостные грешки бородавки будут расти на лице. – Машка в ужасе молча разевала рот, как выброшенная на берег рыба. – И свести их нельзя будет ничем, кроме добрых дел. Одно доброе дело сведет одна бородавку.