Утром 17 сентября у него началось обильное кровотечение из носа, Эйлин отвезла его к хирургу, и кровотечение остановили. Все утро старик, понявший, что смерть близка, вспоминал их бедную, но счастливую жизнь вдвоем. Наверное, думал он о том, что не следовало отбивать Эйлин у ее бывшего возлюбленного, продюсера Ли Эфраима, в хоре у которого она пела. «Для твоего блага тебе лучше было бы остаться с ним», — заключил О’Кейси. В два часа ночи восемнадцатого сентября он перенес коронарный тромбоз, который сопровождался сильными болями в груди. О’Кейси сделали инъекцию и вызвали скорую помощь. По дороге в клинику Торбей Эйлин держала мужа за руку и вдруг почувствовала, что обычно крепкое его пожатие ослабло. Когда Шона отвезли в палату, Эйлин сказала доктору: «Надеюсь, вы сможете избавить его хотя бы от этой чудовищной боли». «Он больше не чувствует боли, — последовал ответ. — Он умер».
После короткой службы в англиканской церкви тело актера кремировали. Как и останки Найела, пепел О’Кейси развеяли по ветру между розовыми кустами Шелли и Теннисона перед крематорием Голдерс Грин в Лондоне.
См. Гарри О’Конор (1986).
О’Кифф Джорджия (O’Keeffe Georgia)(1887-1986)
Самая значительная американская художница этого столетия была женщиной строгой, весьма принципиальной и целеустремленной. В истории изобразительного искусства она стоит особняком — работы ее нельзя отнести к какой-либо определенной школе, и явных последователей она тоже не имеет. Используя разведенные краски и не смешивая цвета, она изображала мистическую тишину.
В отношениях с мужчинами она предпочитала партнеров намного старше себя. О’Кифф вышла замуж за американского фотографа-художника Альфреда Стиглитца (1864—1946). Их брак был союзом преданной, но обладавшей трудным характером женщины с гораздо более опытным, способным служить опорой, заботливым, но неверным мужчиной. Когда его длительная связь с молодой и богатой Дороти Норман стала непереносимой для О’Кифф, она начала проводить летние сезоны в одиночестве в Нью-Мексико. Ей даже не хотелось ехать в Нью-Йорк, когда в июле 1946 года муж тяжело заболел, однако она успела приехать за несколько дней до его смерти.
О’Кифф вскоре вернулась к своему привычному образу жизни и обосновалась на уединенном ранчо в двенадцати милях к северу от Абикуи, где жила в маленьком глинобитном домике. По мере того как она старела, черты ее лица все более заострялись, обветренная кожа натягивалась на высоких скулах. В 1973 году художнице исполнилось восемьдесят шесть лет, но она все еще сохраняла величественный и независимый вид, и, хотя зрение ее заметно ухудшилось, она отказывалась считаться со своим возрастом. Однажды к О’Кифф пришел, ища работу, двадцатишестилетний бродяга Хуан Гамильтон. Она наняла его, и постепенно он сделался ее компаньоном, шофером и секретарем.
Отношения О’Кифф и Гамильтона были полны взаимной нежности и даже любви, хотя шестьдесят лет разницы и укоренившееся неприятие художницы незаконных союзов делает маловероятными любые сексуальные отношения. (И в самом деле, в 1980 году Гамильтон женился на молодой Анне Марии Эрекин.) О нем и его отношениях с О’Кифф писали газеты, когда Дорис Брай, проработавшая на Джорджию тридцать лет и считавшая себя ее единственным компаньоном, подала на нее в суд за разрыв контракта, а на Хуана «за злонамеренное вмешательство» и когда две картины были проданы в 1977 году без участия Брай. Во время спора друзья художницы приняли разные стороны, и О’Кифф рассталась с некоторыми из них; однако многие нашли Гамильтона очаровательным и вполне подходящим помощником престарелой женщины. Он получил значительные полномочия в ведении ее дел на 1978 и 1979 годы, и после того как все картины художница завещала музеям и различным благотворительным организациям, она сделала его душеприказчиком и наследником остального имущества.
В возрасте девяноста шести лет во время поездки во Флориду О’Кифф перенесла сердечный приступ. После зтого она переехала вместе с Гамильтоном в большой дом г, Санта-Фе. К тому времени она почти совсем ослепла, оглохла и нуждалась в постоянном уходе. Друзья по-прежнему навещали ее, однако родственники по необъяснен-ной причине сообщили им, что посещения неуместны. В августе 1984 года к завещанию была сделана приписка, по которой вырученные за картины десять миллионов долларов передавались Хуану Гамильтону, подпись О’Кифф на документе была неровно нацарапана поперек страницы. В последний год жизни большую часть времени Джорджия, совершенно отрешенная, проводила в полном молчании в своей комнате.