— Интересно, а что бы вы сделали в первую очередь, если бы не были герцогом?
Последовала долгая пауза, прерываемая тяжелыми вздохами, как будто мысли, пробужденные ее вопросом, были не слишком приятны.
— Что бы я сделал? Честно говоря… не знаю…
— В таком случае поищите, найдите и попытайтесь сделать.
Лашем презрительно фыркнул:
— Легко сказать, миледи. Не будучи герцогом, трудно судить об этом. Но для меня быть герцогом — это быть чем-то большим, чем просто мной, я понятно излагаю свою мысль? Для меня это значит быть тем, кто отвечает за жизни сотни людей, за их благосостояние, за их будущее и за будущее их детей. Я не могу забыть об этом, потому что устал от того, что окружающие меня люди все время ждут, что я буду все решать за них.
— В таком случае почему бы вам не принять несколько решений ради самого себя? — серьезно произнесла Маргарет, искренне считая свой вопрос и умным и уместным.
Лашем опять фыркнул, еще саркастичнее, чем раньше, явно не в тон ее вопросу.
— Легко сказать!
— Если вы считаете такое существование достойным — жить, никогда не обманывая ничьих ожиданий, — ну что ж, тогда поступайте так, как вы считаете верным. — Маргарет вызывающе взглянула на него. — Но если вы хотите делать то, что нравится вам, нравится только вам, то попробовав, вы, может быть, кое-что поймете. — Она пожала плечами. — Впрочем, если вам это не понравится, в любой момент можно остановиться. Во всяком случае, вы сделали попытку.
Лашем встал и поправил пиджак, который и так сидел на нем превосходно.
— Благодарю вас, леди Маргарет. Было приятно с вами познакомиться.
Хотя по его виду этого никак нельзя было сказать, а та быстрота, с которой он покинул библиотеку, лишь подтверждала возникшее впечатление.
Маргарет пожала плечами и снова откинула голову на спинку дивана. Как хорошо провести несколько минут без самого что ни на есть настоящего герцога! Да-да, очень хорошо, и она поспешила утвердиться в этой мысли.
«Если не понравится, в любой момент можно остановиться», — непрерывном эхом звучали в сознании Лашема ее слова. Все время, пока он танцевал со скучными девушками в белом, начавшими выезжать в свет, ехал в карете по темным лондонским улицам в свой особняк в Мейфэре, долго ворочался в своей огромной кровати среди множества подушек и одеял, соответствующих его положению герцога, эти слова неотступно его преследовали. Нет, скорее его преследовал ее образ.
Она уверяла, что это очень просто. Но так ли это было на самом деле? Однако желание попробовать, своего рода искушение, не давало ему покоя. Мысль вертелась и вертелась в его голове, но все время ускользала.
Итак, что бы он сделал, если бы позволил себе делать все, что хочет? Как ни странно, но он не знал. У него не было ответа на этот вопрос.
Ему вбивали в голову, можно сказать, со дня рождения, что он должен поступать правильно или согласно принятым правилам, а не следуя своим желаниям. Вот почему он растерялся и не знал, что сказать, когда она задала свой провокационный вопрос.
Все-таки он ответил ей «нет» или не ответил? Сначала он сказал, что не намерен уходить из комнаты, когда она намекнула на это. Прежде чем уйти, он недолго пробыл с ней наедине, сохранив весь запас безрассудства при себе и не поддавшись соблазну. Он вернулся в привычный мир, где он хорошо знал, что положено делать и что положено говорить, чтобы не обмануть ожидания окружавших его людей.
Но на один миг, только на один, когда они беззлобно подшучивали друг над другом, он втайне ощутил, что ему, возможно, хотелось бы кое-что сделать, хотя он не был вполне в этом уверен.
— Как это прелестно, — вслух заметила Маргарет, стоя перед картиной; она буквально впитывала в себя чудесные краски, испытывая неподдельное наслаждение. Примерно раз в неделю она посещала Национальную галерею, причем и здесь вызывала своим поведением осуждение. Дело в том, что Маргарет смотрела картины одна, Энни, ее камеристка, не сопровождала ее, так как однажды откровенно и несколько грубовато призналась хозяйке, что она посмотрела все, что хотела посмотреть, и с нее довольно, так что впредь она будет ждать хозяйку в карете. Маргарет позволила, так как не хотела заставлять Энни делать то, что той не нравилось.
Маргарет незаметно улыбнулась, искренность и прямота Энни были ей симпатичны. Когда она уезжала из Лондона, отказав Коллингвуду, — нет, она не бросала его, потому что раньше не дала согласия, — Энни настояла на том, что поедет вместе с ней, хотя никогда в жизни не покидала Лондон. Верная Энни твердо сказала: она всегда будет с хозяйкой, куда бы та ни поехала или ни направилась.