— Думаешь? — бормочет она, и я скрежещу зубами.
Мы доходим до выкрашенного в серо-голубой цвет коридора и погружаемся в напряженное молчание, прежде чем она останавливается у своей комнаты. Мой взгляд встречается с обнаженной кожей, когда скользит ниже, и я вижу, что задняя часть ее платья каким-то образом еще больше раскрылась.
— Оно разваливается на части, — говорю я, когда она открывает дверь.
— Я знаю. Я держала его все это время. Если бы ты разрезал спереди, а не сзади, этого бы не случилось, — она фыркает, и я легко могу представить, как из ее носа вьется дымок, как будто она разъяренная леди-дракон. — Давай-ка проясним одну вещь, приятель. Единственная форма, которая должна быть на мне, — это униформа шеф-повара, а не какое-то дурацкое платье. Я не должна беспокоиться о том, что испорчу одежду, пока готовлю и занимаюсь своей работой, и мне не нужно, чтобы ты указывал мне, что я должна носить на своей кухне.
Мой юмор испаряется, когда жар разливается по телу, а ее пьянящий аромат густо сочится из комнаты, и мое сердце начинает бешено колотиться. Она могла бы спорить хоть с чертовой стеной.
Моя кровь бурлит, и я слегка вдыхаю, чтобы сдержать свой пыл.
— Вы будете делать то, что я вам скажу, Мисс Уитт. Я понимаю, что униформа может понадобиться вам завтра из-за сегодняшней ситуации, но не заблуждайтесь, этим замком управляю я. Что бы ни случилось, и хотите вы этого или нет, я требую косплей.
— Что, прости? Почему вдруг, спустя месяц, ты настаиваешь на косплее? — ее милое личико очаровательно морщится и… Мне нужно убираться отсюда.
Она пыхтит и одергивает платье, протискиваясь в комнату, а я по глупости следую за ней.
Я мог бы сказать, что все это было идеей Обри, но ей не нужно знать ни черта. Она просто должна делать то, что ей говорят.
— Жаль разочаровывать, любимая, — мои ноздри раздуваются, а взгляд становится жестким. — Ты будешь выполнять все необходимые обязанности, или можешь забыть о своей премии.
Уитли Уитт
Я ахаю. Мысль о том, что это какая-то жестокая шутка, звенит в ушах. О, этот ублюдок такая мразь.
— Это потому, что я тебе не нравлюсь, да? — спрашиваю я, умело придерживая перед платья, в то время как задняя часть распахивается без его помощи, угрожая упасть с меня.
— Что? — говорит он с оскорбленным видом, его широкая спина поворачивается как раз в тот момент, когда рука тянется к двери спальни. — О чем ты говоришь, глупая женщина.
— Глупая?! — о боже мой, я убью его! Я обыскиваю свою комнату в поисках оружия, но, может быть, мне удастся просто задушить его голыми руками.
Он побледнел, поморщившись в извинении.
— Ты спросила, не потому ли это, что ты мне не нравишься.
— Что, прости? — от моей кожи исходит жар, и голова горит. — Ты заставляешь меня готовить на моей собственной кухне черт пойми в чем, нанося вред своему здоровью, а потом имеешь наглость называть меня глупой? Не могу поверить, что ты сказал мне расслабить булки, — я глубоко дышу и хватаюсь за дурацкое платье.
Он качает головой, его лицо немного краснеет, но я ни в коем случае не собираюсь жалеть этого ублюдка.
Я вспоминаю, как он смеялся ранее на балконе, считая, что это забавно. Я думаю, это в некотором роде смешно, но пошел он нахуй. Он ухмыляется, его губы изгибаются в улыбке, и я теряю самообладание.
Я хватаю первое, что попадается под руку, и бросаю в него. Он легко ловит подушку и отбрасывает ее в сторону.
— Думаю, произошло некоторое недопонимание. Не злись на меня. Надо было начать письмо со слов «не могу дышать, костюм нужно перешить» — это все, что ты хотела сказать.
Он стоит в моей спальне и говорит, как я должна была сформулировать свое письмо ему?
— Если бы ты мог держать рот на замке и слушать хоть пять минут, это не было бы проблемой, — кричу я, хватая халат и оборачивая его вокруг груди.
Пронзительные голубые глаза темнеют, губы поджимаются, когда он одергивает костюм и начинает поправлять галстук.
— Продолжай.
— Ты расстроен тем, как я сформулировала свое письмо, — я тычу в пол указательным пальцем, не заботясь о том, что, вероятно, выгляжу как сумасшедшая и должна сказать ему уйти, чтобы я могла одеться. — Хотя это не ты вынужден был пытаться работать в корсете.
— Это всего на несколько часов пару дней в неделю. Что в этом такого? — он протягивает руки с непонимающим взглядом, словно не может поверить в мои слова. — Это просто представление. Все думают, что это весело, кроме тебя.