— Пока, подружка.
Дома я сразу налила себе бокал вина, для разгона, так сказать, чтобы полностью успокоиться. Надо бы, наверное, успокоительные начать глушить, а то пока июль настанет, во мне одна нервная клетка останется, и то, самая крошечная и болезненная.
Поддавшись винному настроению, ну, или просто алкоголю на пустой желудок, я зашла в инсту, чтобы записать сторис.
— Девочки, если вас, как и меня, окружают не мужики, а ебанаты натрия, записывайте мой номерок, — и чокнулась с камерой.
То что препод может заходить на мою страничку, я не думала. Ему тут не рады, даже если и увидит — не мои проблемы. Личная жизнь!
Остаток дня провалялась в постели, смотря тупые видосы и переписываясь с Марьяной. Свой срыв с лекции Зябликов не объяснил, но, как сказала подруга, остаток пары был злющим и пока читал — пыхтел аки самовар.
В следующий четверг я нашла Кирилла Андреевича на кафедре и молча отдала распечатки. Выдрачивала я этот литобзор всю неделю, так расписалась, что смело можно выдавать Пулитцеровскую премию. Зябликов моё молчание никак не прокомментировал, а даже поддержал. Сунул файлик в свой портфель и сухо кивнул.
А в пятницу, перед парой, пока я залипала в Тик-Токе, мне на парту вернули мои бумажки.
— Уже лучше, Скворцова, но не идеально. Я написал, что исправить и дописать нужно. И, видимо, правила оформления вы всё же пропустили. Отступы везде скачут. Давайте сразу всё грамотно будет, чтобы я каждый раз не заворачивал вашу работу.
— Хорошо, ко вторнику сделать? — Я уже мысленно похоронила свои выходные под огромным слоем говна.
— Нет, во вторник я не смогу провести с вами консультацию. И да, для всех, — одногруппники притихли, отдавая всё своё внимание ему. — Кто не успеет отчитаться по лабораторной работе в срок, сразу настраивайтесь на эту тему на экзамене. У меня не останется времени оставаться вас слушать, — Зябликов сел за преподавательский стол и начал готовиться к лекции. — Скворцова, по поводу следующей консультации напишу вам на почту на неделе. Князевой сообщите, что плюс один вопрос, начинаем лекцию.
Остаток семестра я так и носила ему распечатки. Бумаги было переведено — жесть. Каждый раз что-то, да, было не по его, не так. Я, конечно, старалась себя контролировать, сильно не психовать и разговаривать с ним уважительно, всё-таки препод. И, тем более, с ебанутых спросу нет. Надо просто принять это, простить и отпустить. Может у человека велосипеда нет, поэтому он такой злой? Лапина всё ржала с нас, но когда я напоминала ей про её слова, что она будет мне помогать, тут же затыкалась. Тоже мне, подруга. Подставила, отдала в руки к тирану и насмехается ещё.
Перед Новым годом в день зачёта по оборудованию бт предприятий, я была самой самоуверенной, потому что впервые в жизни вызубрила все лекции так, что буквально от зубов отскакивало. У меня, каким-то Макаром, плюс шесть вопросов накопилось. А это получалось, что отвечать в целом придётся на восемь! Пришлось идти на самопожертвование — отказаться от развлечений и сидеть днями — ночами заучивать скучный предмет. Но зато, какие лекции у меня получились шикарные. Выбрала я тетрадку — самую всратую, и сделала шедевральные конспекты. Всё для услады Зябликова.
Мы сгрудились перед аудиторией и ждали Кирилла Андреевича. Однокурсники все бледные, замученные, а я стою, улыбаюсь и получаю ошалелые взгляды. Наверное, думают, свихнулась девочка.
— Добрый день, третья группа. Первые пять человек со мной, остальные будете по одному заходить, — препод был в обычном для себя настроении, но что-то мне подсказывало, что таким оно останется не надолго. — Скворцова, можете последней заходить, потом консультация.
— Не, я в первой пятерке, лучше потом посижу где-то, подожду.
Зябликов смерил меня удивленным взглядом.
— Как знаете.
Я, Стрельцов, Кондратьева, Акимова и Гондорева расселись в аудитории по одному. Зябликов расторопно вынимал из портфельчика билеты. Сегодня вместо привычного костюма он был в черной водолазке и тёмных джинсах. На свидание что ль собрался? Попускала на подкаченную мужскую фигуру слюни, пока он разбирался с бумажками. А что? Имею право. Я, всё же, ценитель прекрасного, каким бы какашкой не был этот носитель этого самого прекрасного.