— Отец, прошу, не нужно крайних мер! — запротестовала я, и прибавила, чтобы он точно не смилостивился и не передумал: — Я ведь всего-навсего сказала правду. Поверьте, никто бы не удержался, глядя на его подбородок.
И я рассмеялась, не слишком старательно маскируя смех под кашель и прикрываясь все тем же носовым платком.
— За первого встречного, который явится во дворец, — повторил отец, хмуря густые брови. — Клянусь своей короной и головой, что эту корону носит.
Ну, за первого так за первого. Все-таки если знаешь человеческую натуру, манипулировать людьми, даже королями, не так уж сложно.
* * *
Первого встречного пришлось немного подождать. Медленно отсчитывали время мои крохотные карманные часики, на которые я бросала короткие взгляды украдкой. Жужжала под потолком крупная жирная муха. Отец сидел на троне, неподвижный и мрачный.
Время казалось бесконечным — хотя все шло по плану, ведь мы с Дигланом договорились, что он немного подождет, чтобы было не так подозрительно — и, когда суровый взгляд отца стал практически невыносим, под окном послышался какой-то шум. Чьи-то голоса, смех, а потом… Кто-то запел. Красивый низкий мужской голос. Он пел о горах и холмах, о безбрежном море и смерти, что пришла в далекую страну. Он пел о мальчике, рожденном стать королем. Быстрая лодка, словно птичьи крылья, несла того, кто рожден быть королем, за море к далекому острову. Спасения искала лодка та.
Растворились последние звуки песни в вечернем летнем воздухе, и я вдруга поняла, что сейчас произойдет. Ослепительная вспышка осознания молнией пронзила моей разум. Мгновение растянулось, став практически бесконечным, а потом все рухнуло. В детстве я чуть не утонула в озере. Няни, какими бы высокооплачиваемыми они ни были, всего лишь живые существа, которые могут отвернуться на несколько минут. Этих минут мне с лихвой хватило, чтобы пережить незабываемый опыт. Сейчас, спустя много лет, я узнала, что ощущение рушащейся жизни схоже с тем, когда постепенно погружаешься на дно, глядя, как исчезает где-то вдали голубое небо и воздух-воздух-воздух. Как сквозь туман смотрела я на отца, зная, что случится, но не имея ни малейшей возможности помешать.
— Позовите-ка сюда этого певца, — приказал король.
В отчаянии я замотала головой. Нет-нет. Не может быть. Только не это. Все должно быть не так.
— Твоя песня пришлась мне по душе.
— Благодарю покорно, ваше величество, — склонился в поклоне менестрель.
Остолбенев, я стояла и смотрела, как король говорит бродячему певцу, что песня была настолько хороша…
— … даю тебе в жены мою дочь.
Я вздрогнула, услышав это. Внутри все похолодело и замерзло. Все мысли и чувства заледенели и застыли. Лишь одна-единственная мысль пульсировала где-то в глубинах разума: «Он отдал меня певцу, словно я мешок серебра или корова, которую можно пожаловать за хорошую работу».
Певец что-то говорил о великой чести, которую оказывает ему отец, и о том, что он может оказаться недостоин такой чести. Я не в силах была даже смотреть на того, кого мне уготовил в мужья отец.
В детстве я любила смотреть представления кукольного театра. Мне казалось настоящей магией, что всеми этими куклами, куклами, которые ведут себя совсем как люди, управляет один-единственный человек. У марионеток, как бы искусно они ни были сделаны, нет собственной воли. Сейчас я, наконец, поняла, что чувствует марионетка. Возможно, у нее и есть собственные желания и чаяния, но под давлением чего-то большего кукла просто делает то, что велят, повинуясь движениям нитей. Как повиновалась и я.
Позвали священника. Он производил обряд, а я, отупев, делала то, что велено и думала, что, возможно, стоило выбрать принца Гамельнского. А еще почему-то не могла избавиться от мысли, что именно это платье, которое я надела для смотрин, стало моим подвенечным платьем. Именно в нем я выхожу замуж. Отчего-то хотелось смеяться при мысли о том, что платье не белое. Оно ведь должно быть белым. Сюда бы фею-крестную, чтобы перекрасила. Жаль, что у меня нет феи-крестной. Феи нет, а муж скоро будет. Вот же, я становлюсь женой человека, чье имя даже не знаю.
Отчего-то именно эта мысль выдернула меня из оцепенения. Я встрепенулась, прерывая священника.
— Отец, прошу, не делайте этого! — воскликнула я в отчаянной попытке остановить происходящее. — Я выйду замуж за одного из тех, кого вы пригласили. Просто дайте мне немного времени. Я… я сделаю все, что должна, только не выдавайте меня замуж за этого человека. Прошу вас! — взмолилась я. Сквозь ком в горле и душащие слезы продолжала просить: — Пожалуйста, отец, не отдавайте меня совершенно незнакомому человеку. Я была резка и несправедлива с женихами и мне очень жаль! Отец, пожалуйста!