Вау.
— Обязательно, сэр.
Сэр?
Я хихикаю над этим, над тем, как вежливо Даллас обращался с моим отцом за те пару часов, что он здесь, удивленная, но и… не удивленная одновременно?
Он и должен относиться к моему отцу уважительно, но услышать, как Даллас называет моего отца «сэр», было неожиданно и чертовски приятно.
Мы провожаем отца на улицу, мебель привязана и торчит из багажника грузовика.
Еще раз обнимаемся.
Еще раз говорим ему, чтобы он ехал осторожно.
Я машу рукой, когда он уезжает, и стою на обочине, не уверенная, что увижу его снова до праздника.
— Наконец-то одни, — игриво стонет Даллас мне в ухо, заставляя меня дрожать — не потому, что это сексуально, а потому, что это щекотно, когда кто-то шепчет в барабанную перепонку.
— Одни?
Он шутит? Одни, с близнецами под ногами?
Дрю и Дрейк оба дома — сейчас больше, чем когда-либо — и любят проводить время вчетвером до такой степени, что Далласу пришлось установить замок на дверь своей спальни.
Дверь нашей спальни.
Нашей.
Звучит странно…
Странно, но хорошо. Испытания прошлого только сблизили нас, как и должно быть, и с тех пор у нас не было никаких проблем.
Я нечасто видела соседских девушек, только мельком, когда они бегали туда-сюда. Они даже решили ходить по новому маршруту, а не проходить перед домом, что меня вполне устраивает. Даллас тоже не против, поскольку вид Тиффани выводит его из себя больше, чем лайнсмен, говорящий гадости о его маме на поле во время игры.
Он не выносит Тиффани и едва терпит Шеннон, любимицу Дрейка в этом семестре, потому что ему удобно иметь ее по соседству. Он держит ее на расстоянии вытянутой руки, навязывая ей несколько правил, которым она должна следовать.
Никаких ночевок.
Уходить к десяти.
Никаких тусовок в гостиной.
Ни за что на свете я бы не стала мириться с этим дерьмом, но я не Шеннон, так что…
— Ты поднимешься наверх? Я хочу тебе кое-что показать. — Даллас уже наверху, высовывает голову, чтобы позвать меня, и хмуро смотрит на Дрю, когда тот появляется позади меня.
— Что? — спрашивает его брат.
— Не ты, кретин, я разговариваю со своей девушкой.
— Что? — восклицаю я с улыбкой на лице, уже начиная подниматься по ступенькам.
— Кое-что секретное.
Я закатываю глаза.
— Это «кое-что» у тебя в штанах?
Даллас хмурится.
— Как ты догадалась?
Он притягивает меня к себе, когда я достигаю верха, прижимая к стене рядом с дверью спальни.
— Как догадалась? Потому что ты такой предсказуемый.
И он не может оторвать от меня свои руки.
— Снимите комнату! — кричит Дрю снизу, складывая руки рупором у рта, чтобы его крик был громче.
— У нас уже есть комната.
— Ну, может, вам стоит зайти в нее. — Дрю уходит, а Даллас смеется, берет меня за руки и тянет в нашу спальню.
Захлопывает за собой дверь.
Закрывает ее на замок.
Я плюхаюсь в центр кровати, волосы рассыпаются вокруг меня веером, ожидая, что он последует за мной.
Вместо этого Даллас стоит у изножья кровати и смотрит на меня сверху вниз.
— Посмотри, какая ты милая.
— Милая? — Я морщу нос.
Он придвигается ближе, коленями прижимается к матрасу, руками тянется ко мне.
— Да, милая. — Он поднимает подол моей майки, чтобы поцеловать мой живот. — Сексуальная. — Поцелуй. — Красивая.
Я краснею.
Все еще краснею после всех этих месяцев.
— Соседка по комнате.
Я поднимаю руки над головой, потягиваясь, чем Даллас в полной мере пользуется.
— Теперь, когда я захочу полизать твою киску, все, что мне нужно будет сделать, это перевернуться на твою сторону кровати и спросить разрешения.
Я киваю, улыбаясь, когда Даллас скользит руками под мою майку, нащупывая застежку на лифчике. Она находится спереди, и он быстро справляется с задачей, выдыхая, когда расстегивает ее с первой попытки.
— Если только, я не захочу отсосать тебе вместо этого.
— Кто я такой, чтобы отказывать тебе в этом?
На самом деле он мне ни в чем не отказывал, если не считать того факта, что отказывается покупать оливки, когда я включаю их в список закусок.
Даллас ненавидит оливки.
Сколько бы я ни умоляла, он отказывается их попробовать, даже в пицце.
А в остальном?
Все потрясающе.
Иначе я бы не переехала к нему.
Кончиком указательного пальца он проводит по моему соску, пока тот не становится твердым.
— Я уже говорил тебе сегодня, как сильно я тебя люблю?
Говорил.
— Дважды.
Мы говорили это каждый день, неоднократно выражая нашу вызывающую рвотные позывы любовь друг к другу с тех пор, как впервые признались в своих чувствах.