– С двумя глазиками лицо красивее, согласитесь, – продолжила подруга. – И вообще, вы знаете, что Илья Дмитрич декадент?
– Кто? – обмякла Катенька. – Это болезнь такая?
Ленка загоготала.
– В какой-то мере да, болезнь. Декадент, рыба вы моя золотая, это такой субъект, постоянно находящийся в упадническом настроении. «Упадническом» для вас не слишком сложное слово? Ну, падает у него постоянно… – Ленка облизнула пальцы, Илья напрягся. – Точнее, не поднимается… – Ленка потянулась к салфетке, Илья съёжился. – Настроение, – закончила подруга, Илья выдохнул.
Мне захотелось заступиться за Капустина:
– Илья в последнее время прибывает в очень хорошем расположении духа.
– Во! Слыхала, соседка снизу? В правильных руках любой декадент в человека превращается. С Иркой Илья створожился, на работу устроился, а с вашими сюсюканьями, милая, боюсь, опять растворожится. Значит так, – Шляпкина решительно встала. – Я сегодня буду вашей волшебной феей. Прошу извинить, сгоняю за волшебной палочкой. Буквально бабочкой туда и обратно.
И фея упорхнула в прихожую, всей своей лёгкостью и грациозностью сотрясая стены.
– Предлагаю вам рокировку, соседка снизу, – внеслась Ленок обратно с волшебной палочкой в виде бутылки шампанского.
– Меня Катя зовут, – пискнула соседка.
– Катя так Катя, – пожала монументальными плечами Шляпкина и принялась откупоривать бутылку. – Так вот о рокировке, Катя. Вы отстаёте от вашего соседа сверху, а я вам подгоняю моего соседа снизу. Вы как к фельдшерам, не в претензии, сойдёт?
Катенька растерянно хлопала частоколом ресниц.
– Вижу полное согласие. Этот салют я посвящаю вам, Катя!
Я, Илья и Михаил, зная о Ленкиных хулиганских наклонностях, сгруппировались, и не зря. Шампанское вырвалось пенным фонтаном, пробка ударила в потолок и срикошетила в лоб Катеньке. Девица взвизгнула, а Шляпкина удовлетворённо констатировала:
– Вот, теперь вам просто необходимо познакомиться с фельдшером.
Миссия: научиться варить пельмени
Маленький выпуклый телевизор на стареньком холодильнике транслировал «Голубой огонёк». За стенкой слышалось, как в Ленкин бас вплеталось пищание Катеньки, а затем катился общий смех. Похоже, врагини, приняв на грудь, приняли и мир.
Опутанные гирляндами, мы с Ильёй сидели в комнате под ёлкой на полу, попивали шампанское и молча смотрели друг на друга. Разноцветные лампочки мерно мигали, делая нас похожими на далматинцев с постоянно кочующими пятнами. Когда зажигались огоньки на макушке Ильи, он напоминал крокодила: выделялись широкий длинный нос с раздутыми ноздрями и маленькие глазки. Когда же наступала очередь лампочек на шее, Капустин превращался в демона: прорисовывались мужественный раздвоенный подбородок и высокие впалые скулы, глазницы же утопали в тени. Мне нравилось наблюдать за этими метаморфозами. Причудливые световые узоры сменялись, а я смотрела и смотрела, словно в калейдоскоп.
Неожиданно я поймала себя на мысли, что нахожу ставшее таким привычным лицо Ильи… красивым…
Стоп-стоп-стоп, я же не влюбляюсь в красавцев!
А я влюбляюсь?
А может, уже давно влюбилась?
А может… люблю?
Да нет-нет, глупости, вздор! Я не люблю его, не люб-лю! Мне просто нравится проводить с ним время. Мне важно знать, что с ним всё в порядке. Мне интересно слушать о его неприятностях и хочется делить их вместе с ним. Мне хочется помогать ему, заботиться о нём. Хотя какая эта забота – собрать по его квартире его вещи и закинуть их в его же стиралку? Это так, дружеская помощь. Это во мне поднимает голову обычная домовитая баба…
Но как я радуюсь, когда кручусь полдня у плиты, а потом он просит добавки. А как разозлилась, увидев эту Катеньку. Что это, ревность? Господи! Я! Ревную! Капустина?!
Да нет, я просто испугалась, что с ним будет спать кто-то ещё, да к тому же такая стройная и, ладно уж, привлекательная. Я почувствовала себя уязвлено. Вот и всё, разобрались: во мне взыграла не ревность, а зависть и ущемлённое самолюбие.
Вот только почему я так испугалась? Илья ведь не моя собственность, и ни о каком романе мы никогда не заявляли. Мы просто встречаемся, спим, едим, беседуем, всюду ходим вместе, делимся друг с другом произошедшим – какой же это роман? Дружба, чистой воды дружба. Только с интимом.