Единственными уроками, которые меня действительно воодушевляли, были уроки французского.
Дома мама всегда разговаривала со мной на родном языке, а папа, как и все остальные, на английском. В итоге я хорошо понимала французский, но сама говорить на нем почти не могла. Теперь же ухватилась за возможность развить устные навыки, вот только мисс Стокинг, имевшая привычку вворачивать в свою речь к месту и не очень словечки вроде «n`est-ce pas?»[1] и «bon»[2], моего энтузиазма не разделяла и ограничивала программу простейшими фразами, произнося их на забавный манер.
Но стоило мне однажды поправить её, как в ответ пришлось выслушать отповедь о дерзости, тем более отвратительной и достойной всяческого порицания, что проявилась в такой юной леди, а потом ещё час просидеть в темном чулане – телесные наказания выносились за сферу её компетенции и должны были утверждаться и осуществляться хозяином дома. Ещё месяц я просыпалась от кошмаров и даже сейчас порой, закрывая глаза, слышу шепот, подкрадывающийся ко мне из углов. Однако урок я усвоила и с тех пор прилежно копировала неправильное произношение, получая в ответ снисходительное «bon».
Итальянскому, также значившемуся в арсенале мисс Стокинг, уделялось ещё меньше внимания, чем французскому.
И постепенно я приноровилась к новому ритму жизни, зная, что от меня, как середнячка, ничего особенного не ждут. К тому же, верная данному Сюзете обещанию, я часто болела, что выбивало из учебы на несколько дней, а то и недель, и наносило ущерб программе, следовательно, моему и без того среднему уму. Корь, свинка, краснуха, непонятная сыпь и банальности вроде простуды – ничто не обходило меня стороной, и доктор Шлехтер сделался в поместье частым гостем.
Зато служба мисс Стокинг была просто сказкой – сразу высвобождалось столько времени без потери жалованья. О последнем, разумеется, никто не говорил вслух, поэтому ещё довольно долго я полагала, что уроки мне даются исключительно из щедрости души и на основании некоего негласного договора, требующего от знающих всего мира делиться науками с такими незнающими, как я.
По возвращении в классную комнату, я, все ещё не окрепшая, получала половину запланированной нагрузки и принималась за какое-нибудь скучное задание. Уроки слегка скрашивала Клотильда, передразнивая уморительными рожицами чопорное выражение мисс Стокинг и заставляя меня давиться от беззвучного смеха.
Вот что я умела действительно виртуозно – так это прятаться. Могла превращаться практически в невидимку, находясь с кем-то в одной комнате, и нередко становилась невольной слушательницей сплетен, которыми перекидывались за работой слуги. И эта же способность становиться незаметной позволяла мне свободно разгуливать по дому, воображая себя призраком и заглядывая во все уголки, даже запрещенные к посещению детьми - вроде библиотеки. Только едва ли такое умение снискало бы мне похвалу от гувернантки.
Сомнительную пальму первенства по части не-успехов в учебе со мной делил Хэмиш, на чье тугоумие и медлительность частенько жаловались наставники, к вящему неудовольствию леди Уикедхант. К сыновьям сэра Филиппа приезжали известные педагоги, чтобы, в свою очередь, подготовить их к поступлению в одну из престижных частных школ. Помимо базовых наук их обучали стрельбе, фехтованию и верховой езде. Колин был первым везде: науки, спортивные соревнования, которые время от времени устраивались между соседскими детьми, этикет - все давалось ему с одинаковой легкостью, без десятой доли усилий, которые прикладывала к учебе я.
Не сказать, чтобы леди Уикедхант не любила младшего сына – просто он редко давал повод для гордости, в отличие от его старшего брата, ни в чем не знающего отказа, мастерски изображающего перед взрослыми почтительность и бесконечно боготворимого матерью. И, конечно, Колин никогда не болел. А ещё обладал иммунитетом к моей невидимости и каким-то звериным, почти сверхъестественным чутьем, помогавшим без труда отыскивать меня в любом уголке поместья.
Первая такая встреча состоялась недели через три после появления мисс Стокинг и положила начало системе отношений, на долгие годы закрепившейся меж нами, и о которой не знала больше ни одна живая душа, кроме Хэмиша. Но он, являясь тенью Колина, конечно, держал язык за зубами.
Мучившаяся накануне от легкого отравления (переход на здешнюю пищу не прошел даром), я была временно переведена мисс Стокинг на облегченную программу, предполагавшую одно занятие вместо трех до ланча и заставившую меня задуматься о пользе несварений. Высвободившееся время я решила провести в высшей степени приятно: забралась на галерею библиотеки и, удобно устроившись между стеллажами, листала томик сказок мсье Перро на французском.