Сэр Филипп, к моему удивлению, оказался вовсе не лысым недовольным стариком, а ещё не старым мужчиной, в каштановых волосах лишь кое-где проглядывала седина. Я же так настроилась на встречу с двойником портрета в холле, даже заготовила речь, в которой церемонно благодарила его за оказанную честь и гордо отвергала её, заявляя, что способна сама о себе позаботиться, что теперь растерялась, не зная, как вести себя с этим человеком, изучавшим меня пристальным, но довольно доброжелательным взглядом темно-шоколадных глаз. У папы были похожего оттенка.
Вот его супруга понравилась мне гораздо меньше, как, видимо, и я ей. Она была безусловно красива и лет на десять моложе сэра Филиппа, но напомнила мне тетушек – не чертами, а выражением. Инисто-голубые глаза смотрели без намека на теплоту, а рука нервно перебирала жемчужное ожерелье на шее. Вся она была утонченная, начиная с осиной талии, делавшей её похожей на рюмочку, и заканчивая длинными тонкими пальцами и тонким же лицом с впалыми щеками. Платье заканчивалось небольшим шлейфом, вытягивая и без того протяженную фигуру, а волосы были пышно взбиты над висками и забраны наверх.
Вообще говоря, она напомнила мне насекомое – настолько хрупким было все в ней – тетя Урсула назвала бы её идеальной леди, а на мой вкус она выглядела болезненно худой. Неужели в таком большом богатом доме на неё не хватило еды? Тогда она могла бы продать одну из своих драгоценных брошей – ту, что украшает стоячий кружевной воротничок, или приколота к талии…
Старший мальчик во всем походил на мать: высоким ростом, красивым точеным лицом и надменным выражением, с которым меня рассматривал. От синих глаз веяло такой стужей, что я поежилась. Его возраст определила лет в десять-одиннадцать. Руки он держал сложенными за спиной, как взрослые джентльмены, аккуратно подстриженные черные волосы лежали волосок к волоску, а костюм сидел, как влитой.
Вот в младшем было больше от отца, хотя в общем и целом он не походил ни на кого из семьи. Слегка полноватый, и одежда, из такой же дорогой, как у остальных, ткани топорщилась на нем мешком. Я заметила, что он поглядывает то на мать, то на старшего брата и перенимает их выражение.
Прайд, представив меня сэру Филиппу Уикедханту, баронету, и леди Уикедхант, бесшумно удалился, и теперь в гостиной остались только мы и потрескивание пламени в камине. Словно незримая черта отделяла меня от этого блестящего семейства, с их изысканными нарядами, аурой надменности и величественными именами, на фоне которых мое собственное звучало неприлично коротко.
Я тут же вспомнила, что не умывалась с самого утра, а дорожный наряд перешит из старого маминого платья. Даже моя великолепная Клотильда казалась в этой сверкающей гостиной обычной невзрачной куклой. Что уж говорить обо мне. Язык прилип к гортани, ещё никогда в жизни я не чувствовала себя такой жалкой и несчастной.
Наконец хозяин дома слегка сжал плечо леди Уикедхант, словно удерживая её от чего-то, и мягко заговорил:
- Вот ты и здесь. Все мы с нетерпением ждали этой встречи.
Больше никто не проронил ни звука и не шелохнулся. Наверное, он рассчитывал на ответ, но я лишь испуганно смотрела на него, изо всех сил прижимая Клотильду к груди. Он помолчал и продолжил.
- Мы с твоим отцом познакомились во время его учебы, Томас не упоминал обо мне?
Вот так просто: «Томас», а не Непутевый Томас, не Неблагодарный Томас и даже не Бедный Томас. Я хотела помотать головой, но тело, как и язык, не слушалось. Сэр Филипп почесал кончик носа.
- Что ж, я не удивлен. Значит, будем знакомы теперь. Это моя супруга, леди Уикедхант, и наши сыновья: Колин, – старший мальчик чуть заметно кивнул, глядя на меня свысока, - и Хэмиш. А меня можешь называть «сэр Филипп».
Он сделал паузу и вопросительно посмотрел на меня.
- Быть может, теперь и ты нам представишься?
Не знаю, что на меня нашло – когда волнуюсь, становлюсь сама не своя. Вместо учтивого ответа и книксена, как учила мама, я вдруг выставила вперед куклу и заявила.