- Очень большой и красивый, - поспешно ответила я, памятуя о недавнем приказе.
- Не слишком-то привыкай. Ты здесь не задержишься. И ничего не трогай своими маленькими ручонками, тут нет ничего твоего, что бы ты там себе не навоображала. Все до последнего огарка принадлежит нашему отцу, а когда-нибудь будет принадлежать мне.
Мы остановились перед дверью розового дерева с прожилками и золотистыми завитками в уголках. Словно в насмешку, Колин открыл её передо мной и деланно учтиво придержал, как при выходе из гостиной.
- Ну а если все-таки задержишься, то, напомни, кто ты? – Я хотела прошмыгнуть мимо, но он схватил за локоть и не отпускал, пока я не ответила, глядя в пол и испытывая к себе глубочайшее презрение за трусость.
- Нахлебница.
- Быстро учишься, мышка, - криво улыбнулся он и позволил наконец пройти.
Хэмиш тоже усмехнулся, и дверь за мной с треском захлопнулась, оставив одну в комнате, подходившей скорее принцессе, чем Софи Найс из коттеджа Сонные Дубки. Горел только камин, и обстановка сливалась в смазанное золотисто-оранжевое пятно, глаза жгло. Не чувствуя ног, я проковыляла вперед и присела на самый краешек огромной кровати, боясь лишний раз что-то задеть и свято веря, что Колин каким-то непостижимым образом узнает об ослушании. Предплечье до сих пор ныло от его пальцев. Вскоре раздались приглушенные всхлипы. Я промокнула глаза и строго посмотрела на Клотильду.
- Прекрати, ты уже взрослая. Обещала ведь, что позабочусь о тебе, и сдержу слово, волноваться не о чем.
Но Клотильда все равно расклеилась. В таком виде нас и застала явившаяся спустя время девушка лет шестнадцати в форме служанки. Она принесла полотенце и фаянсовый кувшин для умывания.
- Ой, что же это вы в темноте сидите, мисс! – всплеснула она свободной рукой. - Думала, вы ещё с господами!
Она проворно перелила воду в таз на трюмо, сунула свечу в камин и зажгла от неё остальные. Стало светло, как днем.
- Ручки-то совсем озябшие, - суетилась она, растирая мои пальцы своими горячими шершавыми ладонями.
Не переставая болтать, Сюзета стянула с меня башмаки, шерстяные чулки и помогла раздеться. Вообще-то девушку звали Ханна, но леди Уикедхант, как то водится у господ, дала ей новое имя, нанимая на службу. Но много ли значит какое-то там имя, когда теперь ей не придется денно-нощно легкие на хлопковой фабрике отхаркивать? Уж она-то знает, куда оттуда дорожка через пару лет ведет. И ведь всего за три месяца на форму скопила! Век бы ей этого места не видать, кабы не подсобила здешняя экономка, миссис Райт, пореже тревожь её артрит. А все потому что троюродной сестрой Сюзетиной маме приходится. Да разве ж каждая тетка так помогать стала бы, да хоть бы и родная, не то что троюродная? Э, нет, золото, а не тетка эта миссис Райт! Ничего, что она так болтает? Знамо, слугам не положено волю языку давать, да только маленькая мисс грустная такая, что отвлечь её надобно было. А чем не отвлечение разные истории послушать?
Прежде меня переодевала только Пегги, поэтому при обычных обстоятельствах чужие прикосновения были бы неприятны, но в теплой комнате под монотонную трескотню на меня навалилась непреодолимая вяжущая усталость, вызванная ранним подъемом, трудной дорогой и переживаниями. Рот Сюзеты открывался и закрывался, поблескивая неровным рядом зубов, звуки складывались в слова и сливались друг с дружкой, мешаясь в сознании. Стоило огромного труда держать глаза открытыми. Ресницы то и дело норовили сомкнуться, погружая все в темноту и снова приоткрывая щелку, в которой виднелась богато убранная незнакомая комната и широкое добродушное лицо, обрамленное оборками чепца.
Меня попросили вытянуть руки над головой, и на тело скользнула ночная сорочка, которую Сюзета предварительно нагрела возле камина. Отделанная кружевом и множеством оборочек, благоухающая лавандой, она была такой же частью этого дома, как все остальное – изысканная, удушающая и чужая. Высокий воротничок и присборенные на запястьях рукава неприятно натирали, словно напоминая, что я не принадлежу этому месту, и никогда не буду принадлежать. Волочащийся полол путался в ногах, превращая меня в неповоротливое кучевое облако.
Сюзета заплела мои волосы на ночь в свободную косу, откинула одеяло и помогла забраться в постель, после чего сунула в ноги под матрас грелку и удалилась за печеньем с молоком, которые подавались в этом доме перед сном детям. Дожидаясь её, я изо всех сил пыталась не заснуть, цепляясь за ускользающую мысль, что было совсем непросто, с такой-то тяжелой головой. Это было что-то очень-очень важное – то, что нельзя забывать и необходимо сделать сегодня же. Наконец, вспомнила: тетушки! Нужно найти их, сейчас же, немедленно! Я уже хотела откинуть одеяло, когда вернулась Сюзета с чашкой и блюдцем на серебряном подносе.