-Оган, что это вокруг тебя зеленое?- не удержалась и спросила Лисенок.
Демон не сразу понял, что она имеет в виду, но, приглядевшись, сообразил. И, сканируя свой организм, осознал, что никогда не был столь близок к смерти.
-Это яд, девочка. Я не жилец. Церберы не отпускают свою добычу.- и демон, теряя сознание, не удержался на стуле, рухнул на пол.
Лис взвизгнул и теперь начал скулить возле Огана.
Не было и речи о том, чтобы перетащить взрослого демона на сундук. Девочка еле смогла приподнять ему голову, чтобы подложить скомканный плащ. Не было паники, не было отчаяния. В душе маленькой человечки была уверенность, что все она делает правильно. Не понимая до конца, что она делает, Лисенок вытащила из сапога демона кинжал (она знала, что Оган носит в сапоге это колющее обоюдоострое оружие), и смело разрезала голенище и штанину той ноги, на которую хромал ее большой друг. Оган уже метался в горячке и бредил.
-Нет!-кричал демон,- Я выполнил свою часть сделки! Ты не можешь нарушить слово! Дети не должны пострадать! Ты обещела! Нет!
Не слушая, что кричит Оган, малышка продолжала свое занятие. Сосредоточенно нахмурив бровки и прикусив губу, Лисенок разрезала наконец штанину и ее недоуменному взору открылась страшная рана. Знатно цербер куснул демона! Трехголовые охранники Ада, у которых из пасти течет ядовитая смесь, призваны не выпускать души из царства мертвых. И в этот раз они были направлены на Огана. И один из церберов смог достать неуловимого огненного демона. И вот сейчас он лежал в своем схроне при смерти, и маленькая девочка, без страха сидела рядом, положа ладошки на его горячий лоб и пела. А Лис, прекратив, наконец, скулить, лег с другого бока от друга, положив морду ему на голову, так, чтобы Лисенок косалась рыжей шерсти.
Девочка пела, раскачиваясь из стороны в сторону, как в трансе. Звук ее голоса, чарующего, почти осязаемого, ласкал, обнимал всех троих. Сомнений у нее не было, она знала, что делает все верно, хоть и не понимала, что вообще происходит и от куда эти знания. Малышка вдруг ясно услышала мужской голос. Такой родной, любимый. Голос пел вместе с ней. Без слов, только мелодия. А Лис, казалось, тоже раскачивается в трансе, и шерсть его уже не оранжевая, а красная, с переливами. И не шерсть это вовсе, а пламя. Чистейшее, живое пламя, которое взвилось змеей к потолку хижины, вернулось вновь к сидевшим на полу, обняло демона, затем девочку, которая ничего этого не видела. Она не переставала петь. Пламя заключило уже не троих, а двоих в свои объятия, ускоряя ход, а потом, вдруг, вспыхнуло и рассыпалось миллионам искорок. Искорки впитались в Огана и Лисенка и, в этот момент пение прекратилось, и девочка упала рядом с бездыханным демоном.
Как только пение девочки прекратилось, Лис начал возвращать свой привычный облик, а демон стал дышать. Рвано, с хрипами, но дышать. Постепенно дыхание выравнивалось и вскоре предсмертное состояние перетекло в крепкий здоровый сон.
Лисенок лежала на полу рядом с демоном, но сознание ее было далеко. Оно витало в прекрасном городе, который казался таким знакомым и родным, что девочка затрепетала. Вдалеке виднелся замок, вид которого оказал на сознание малышки странное впечатление. Хотелось оказаться в нем, но становилось безумно страшно. Превозмогая страх, сознание девочки полетело к замку. Лисенок чувствовала, что там она может найти ответы на все свои вопросы. Кто она? Что с ней случилось? Как она попала в тайный схрон Огана? И кто Оган на самом деле? Оган! Воспоминания вспыхнули в сознании девочки и она резко остановила полет. Страх за друга перевесил любопытсво. Что с ним? Жив ли? Сознание само потянулось в хижину, но успело кинуть последний взгляд на замок. На балконе стояла одинокая женская фигура. От нее веяло отчаянием.
Когда Елена очнулась, она уже помнила все.
Оган очнулся. Лисенок уже сидела рядом с ним и горько плакала. Демон вскочил, бережно поднял малышку на руки и, прижимая к себе, отнес на сундук. Сел рядом, вытирая слезы.
-Что случилось с моей малышкой? Кто обидел такую солнечную девочку? Сейчас прибежит зайчик и схрумкает твою печальку...
Он понятия не имел, как успокаивать детей, но не переставал говорить всякую ерунду, пока девочка не начала успокаиваться. А когда она уже совсем замолчала, уткнувшись в его грудь, спросил: