Против собственной воли я прижалась к нему, и моя рука потянулась к его щеке, туда, где белел шрам. У Люциуса было тяжелое детство. Оно сделало его жестоким. Даже опасным.
Мне на талию легла рука, губы снова прижались к моим, жестко, настойчиво. Но я хотела большего.
— Вот так, Антаназия, — прошептал он. — Это… чуть больше чем «мило».
Он соблазнял меня обещанием большего. Перед глазами возникло видение, как он уверенной рукой расстегивает мне платье. Мама просила меня не терять голову…
Люциус обхватил ладонью мой затылок, большим пальцем поглаживая мне шею.
— Антаназия, позволь мне поцеловать тебя… по-настоящему поцеловать тебя… как ты заслуживаете.
— Люциус, прошу…
Это было согласие или протест?
— Ты принадлежишь мне, — тихо сказал он. — Нашему роду. Не спорь. Не сопротивляйся этому. Не сопротивляйся мне.
Нет!
Должно быть, я сказала это вслух, потому что Люциус отпрянул:
— Нет! — В его глазах мелькнуло недоверие и разочарование.
Мои губы зашевелились, но не раздалось ни звука. Да? Или нет?
— Я только что… только что поцеловала Джейка. — запинаясь, проговорила я. — Всего несколько минут назад.
Целоваться с двумя парнями одним и тем же вечером — верх легкомыслия! Что со мной сделаю проклятое платье? И что Люциус говорит о принадлежности к «нашему роду»?
Нет.
Люциус отдернул руку от моей шеи, застонал и уткнулся лицом в колени, запустив длинные пальцы в свои черные волосы.
— Люциус, прости…
— Молчи.
— Прости меня, ну пожалуйста! — Я сама не знала, за что извинялась. За то, что поцеловала Джейка? За то, что почти поцеловала Люциуса? За то, что не поцеловала его?
— Сделай милость, Джессика, иди в дом. — Люциус все еще сидел, согнувшись и обхватив голову руками. — Немедленно.
И тут распахнулась входная дверь.
— Мне показалось, что я услышал голоса, — сказал папа, притворившись, что не замечает нашего напряженного молчания.
— Папа, я только что приехала. Мы с Люциусом болтали.
— Уже поздно. — Папа притянул меня к себе. — Люциус, пора спать. За конфетами больше никто не придет.
— Да-да, конечна. — Люциус медленно поднялся и протянул отцу миску со сладостями. — Счастливого Хеллоуина.
— Спокойной ночи, — сказала я.
Вбежав в дом, я бросилась к себе в спальню, скинула платье и запихнула его в шкаф. Я распустила волосы, и они волной упали мне на плечи. Как всегда. Натянув пижаму, я подошла к окну и посмотрела на гараж. Свет в комнате Люциуса не горел — наш гость или лег спать, или ушел из дома.
В дверь заглянула мама:
— Джессика, у тебя все в порядке?
— Да, мам, — соврала я.
— Хочешь поговорить?
— Нет. — Я продолжала смотреть на окно Люциуса, хотя и сама не знала, чего ждала. — Спать хочу.
— Спокойной ночи, милая.
Шаги мамы по коридору стихли, а я прыгнула в кровать и крепко зажмурилась. Нет, не буду думать о том, что Люциус рыщет где-то в темноте в поисках далеко не «милых» приключений.
Глава 21
Дорогой Василе!
Я в полной растерянности. Не знаю, что делать. Наверное, мне было бы легче и быстрее поделиться своими переживаниями, если бы ты освоил е-мейл. В наше время им пользуются повсеместно, а потому со всей серьезностью прошу тебя подумать о такой возможности.
Что ж, за неимением сверхбыстрой связи придется воспользоваться услугами авиапочты. К сожалению, новости у меня неприятные: пакт вряд ли будет заключен.
Сегодняшний вечер… С чего начать? Как рассказать?
Понятия не имею, что мне остается делать. Если Антаназия не ощутила того же, что почувствовал я, если у нее хватило присутствия духа отпрянуть и крикнуть «нет!» в тот миг, когда я полностью растворился в ней… Я, честно, не знаю, как бить дальше.
Полагаю, ты догадываешься, что произошло — хотя бы в общих чертах. Я не уроню своего достоинства и не оскорблю чести Антаназии, описывая произошедшее в подробностях, вдаваться в которые было бы не только унизительно, но и не по-джентльменски. Я уверен, ты понимаешь.
Неужели мне и вправду предпочли крестьянина? Низкорослого, тупого, никчемного простолюдина.
Надеюсь, с утра ситуация перестанет казаться настолько мрачной.
Пожалуйста, просвети меня на предмет наказания, которое мне предстоит, если я провалю свою миссию? Хочу морально подготовиться, особенно если случится худшее. Я всегда предпочитал встречать судьбу с гордо поднятой головой, как ты меня и учил.
Твой племянник Люциус, растерянный и сконфуженный.