– Расскажешь какую-нибудь легенду?
Гэлир вздохнул и посмотрел на неё с укором.
– Лия, ты и так слишком часто бываешь в библиотеке. И ещё реже нормально спишь, у тебя вон уже синяки под глазами от недосыпа. Я честно думал, тебе скоро надоест, но нет. Тебе бы отдохнуть от этого всего, поговорить на отвлечённые темы.
– А мне нравится, как ты рассказываешь. Я под твой размеренный голос расслабляюсь, – Амалия знала, что её новый друг, с которым они неожиданно довольно быстро стали близки, беспокоится о ней, поэтому решила добавить в просьбу похвалу.
И сработало безоговорочно.
– Вот знаешь куда бить, – рассмеялся он, – ладно, так и быть, слушай. Эту легенду нам часто рассказывали перед сном. По сравнению с другими — эта довольно новая.
Гэлир прокашлялся в кулак и начал свой небольшой рассказ:
– Говорят, в волшебном лесу живёт один древний эльф. Ходят слухи, что он очень силён и мудр, а также знает ответы на многие вопросы. Но дойти до пещеры где он живет — это только часть пути, ведь есть вероятность, что в самом логове установлено множество сложных ловушек. Никто не знает, какие они и что из себя представляют, поскольку каждый, кто туда входил — бесследно пропадал.
Его голос становился очень приятным и завораживающим, когда он что-то рассказывал. Так что Амалия и не солгала, ибо парень был просто создан стать рассказчиком!
Эта легенда её заинтересовала, так что Амалия ещё поспрашивала известные подробности насчет неё.
– Ну всё, хватит! Давай просто насладимся ужином и отдохнём. Идёт? – возмутился Гэлир.
– Идёт, – усмехнулась девушка.
Но внутренне поёжилась. Ещё с того момента, как она вышла с библиотеки, какое-то странное, по-своему неприятное, липкое чувство не покидало её.
Неожиданно в голову ударила мысль, откуда появились подобные ощущения.
Слежка. За ней наблюдают. Причём очень пристально.
4 глава
Ночью Амалия попала в цепкие руки мучительного кошмара, который крепко схватил её и не желал отпускать до самого рассвета. Девушка стояла посреди дороги родного города и наблюдала саму себя, переходящую пешеходный переход под руку с Эленом. Зелёный свет мигал — грозился переключиться на оранжевый — и когда это произошло, она услышала визг шин где-то невдалеке.
Неприятный звук заставил её резко повернуть голову для того, чтобы увидеть машину чёрного цвета. Марку она не знала, но понимала, что автомобиль дорогой. Ей чудилось, что машина несётся с огромной скоростью, разрезая воздух, но одновременно с этим будто плывет в замедленной съёмке, не торопясь.
Амалия хотела сорваться с места, оттолкнуть себя же и своего любимого, совсем не обращая внимания на мысль забившуюся в укромном уголке её сознания о том, что это не может быть реально. Её разум отключил возможность мыслить ясно, а в голове пульсировало лишь одно: "Спасти!".
Но она не сдвинулась и с места. Из под дороги вдруг вырос плющ; с каждой секундой он прочно обвивал её руки и ноги, делая неподвижным всё её тело. Амалия вырывалась, билась в истерике, с ужасом наблюдая за развернувшейся перед ней картиной, но всё было чётно.
Тогда она закричала так сильно, как только могла, почти что надрывая связки, но в ушах стоял противный визг шин, кроме которого она больше ничего не слышала. Только почувствовала хрип и поняла что у неё нет голоса. Амалия всё равно продолжала кричать, но никто её не слышал: ни находившаяся пара на дороге, ни она сама.
И когда машина ожидаемо оборвала две жизни, тогда плющ стал уходить под землю, но, вместе с тем, он затягивал с собой и девушку. А у неё уже не было сил ни кричать, ни вырываться. Ей казалось, что от бешеного стука в голове она взорвется, но ничего такого не произошло. Тело ослабло и размякло, давая возможность плющу без проблем тянуть себя, словно разом лишилось возможности двигаться.
Амалия больше не боялась. Она наконец поняла, что это не то сон, не то воспоминание, которое оставило на её хрупком сердце огромные, до жути болезненные трещины, как на стекле ударившегося об кафель телефона, и сейчас она проснётся в своей новой кровати, укрытая приятной на ощупь простыней; возможно, утро потихоньку наступает, звёзды и луна уже не так видны на небе, а вот солнечные лучи прокрадываются через неплотно закрытые шторы, нагло хозяйничая в комнате и на её лице.
Она встанет в надежде забыть об этой ночи.
Но, как назло, мозг отказывался стирать из памяти то, что изменило её жизнь не так давно и что разбередило не до конца зажившую рану во сне. Кошмар словно отрезвил её, напомнил о том, что ей никак нельзя привыкать к новому миру, не узнав, можно ли возвратиться домой. И эта звонкая, горькая пощёчина была почти что физически ощутима; от неё мелко тряслись руки и губы, а сердце в груди никак не успокаивалось, из-за чего дыхание невозможно было перевести.