В это время проходил Нюрнбергский процесс, и военные переводчики, работавшие на нем, донесли до Военного института информацию о чудесах синхронного перевода. Что-то похожее было создано и для нас, слушателей. Но уже до этого на занятиях специалистов поразительной квалификации — К. К. Парчевского, Я. И. Рецкера, Шрайбера — шла кропотливая работа по созданию у их подопечных механизма билингвизма. Это обстоятельство и позволило Военному институту подготовить целую плеяду переводчиков-международников, ворвавшихся в 50‑е годы в ряды синхронистов-самородков. Среди последних были люди, отлично знавшие иностранный язык и обладавшие прекрасной реакцией и смелостью, что позволило им без специальной подготовки войти в ряды малочисленной переводческой гвардии и занять места в кабинах синхронистов на съездах, конгрессах и других форумах, количество которых множилось в дни хрущевской оттепели. Первыми нашими асами-синхронистами были: Фактор, Тарасевич, Гофман, Белицкий, Владов, Сеземан, Велле, Лангеман, Цвилинг, Туровер, Ярошевский и еще пара человек, имена которых постепенно стерлись в моей памяти. Я в это время работал в Институте международных отношений на военной кафедре, умудренный практикой в устном переводе в штабе Группы советских оккупационных войск в Германии. Очевидно, это обстоятельство привело к тому, что в конце 1953 года мне предложили за несколько месяцев подготовить специалистов-международников со знанием французского языка к работе в качестве синхронных переводчиков. В то время в Институте международных отношений был оборудован первый лингафонный кабинет, который и был использован в качестве учебной базы. Через несколько месяцев впервые в нашей стране появились дипломированные переводчики-синхронисты, вместе с которыми познавал искусство синхронного перевода и их учитель. Его ученики, вступив на стезю профессионалов, создали рекламу своему наставнику, который таким образом был допущен в малочисленную группу синхронистов, определявших в то время высокий уровень организации международных форумов в нашей стране.
Сегодня международные встречи происходят практически ежедневно во всех важнейших точках земного шара. Они необходимы для урегулирования спорных вопросов, заключения торговых сделок, а кроме того — для даровых поездок (за счет налогоплательщиков) делегаций всех уровней и мастей. Переводчики тоже охотно совершают туристические поездки за чужой счет, но, в отличие от членов делегаций, их ждут не только живописные достопримечательности, но и изнурительная работа.
К сожалению, репутация наших синхронистов стала в последнее время снижаться. В будки синхронного перевода нередко попадают самонадеянные юнцы, готовые вместе с делегатами решать любые вопросы нашей жизни — от создания современных космических кораблей до канализационного обеспечения жителей джунглей. Многие из них не владеют элементарной техникой устной речи, и их «эканье», «забалтывание» слов и ударения в родном языке шокируют даже нетребовательных депутатов различных уровней. А между тем еще основатели знаменитой Женевской школы переводчиков наставляли своих студентов: «На международных конференциях переводчику платят не за то, как он переводит, а за то, как он говорит».
15. С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ УСПЕХ ОРАТОРА
Слово — великое средство воздействия на человеческие умы и души. Оно поднимает в страшный бой самые робкие натуры, увлекает скептиков, направляет разъяренную толпу на беззащитных людей. До сих пор живут мифы об ораторском искусстве Плевако, Троцкого, Луначарского. В нашей печати эталоном безупречного оратора долго считался В. И. Ленин. Теперь полезно познакомиться с более объективным образом Ленина как оратора. Вот что пишет о нем Виктор Серж, профессиональный революционер, потомок Кибальчичей, много лет живший в эмиграции и написавший несколько интересных книг о революции, к сожалению, до сих пор не переведенных с французского на русский язык: «Ленин не был ни великим оратором, ни выдающимся лектором. Он не использовал никаких риторических приемов и не прибегал к внешним эффектам трибуна. Он, скорее, вел разговор, повторяя в различных вариациях одну и ту же мысль, как бы вбивая гвоздь. Слушать его, однако, было не скучно и прежде всего из-за исходящей от него убежденности, подкрепленной уверенной жестикуляцией. Обычная для него манера подкреплять свои слова заключалась сначала в поднятой руке, а затем — в наклоне своего тела к аудитории, на которую он смотрел с улыбкой, оставаясь при этом серьезным и как бы говоря разведенными ладонями: не правда ли, все это очевидно? С вами разговаривал простой и честный человек, апеллируя к вашему разуму, к фактам, к неумолимому порядку вещей. „Факты упрямая вещь“, — любил он повторять. Он являл собой как бы здравый смысл без каких-либо прикрас, разочаровывая часто французских делегатов, привыкших к парламентским схваткам в красноречии. «Вблизи Ленин многое теряет», — говорил мне один из них» (Victor Serge. Mémoires d'un révolutionnaire 1901–1941. — Edition du Seuil, 1951. — P 113).