Разумеется, ораторов эпохи Октябрьской революции мне не пришлось слушать. Но я слушал другого выдающегося оратора, оратора эпохи мирного сосуществования социализма и капитализма — Фиделя Кастро. Его воздействие на толпу соплеменников впечатляло.
Наша делегация прилетела на Конгресс миролюбивых сил стран Азии, Африки и Латинской Америки в последних числах декабря 1965 года. Куба нас встретила ласковой летней погодой. Как и всех делегатов, нас поместили в роскошном отеле «Гавана», который на всё время конгресса был закрыт для посторонних. Сам отель был превращен в маленький коммунистический рай будущего. Все мыслимые и немыслимые услуги были предоставлены в распоряжение делегатов — от шикарных номеров и бассейна для плавания вплоть до изысканнейших блюд и напитков в ресторане или у себя в номере. И все это бесплатно и «по потребностям».
Как сейчас помню первый обед и своего соотечественника в ресторане, с аппетитом уничтожавшего обжаренный в сухарях кусок мяса. Я присел рядом, и мгновенно возникший официант предложил красочное меню на испанском языке. Названия блюд в ресторанах часто приводят в тупик, даже если они написаны на родном языке. Хорошо ли вы знаете, что такое консоме, котлеты по-министерски, рыба в кляре, хаши или манты? Меню, составленное на испанском языке в Гаване, представляло загадку и для испаноговорящих делегатов, а не только для меня, воспринимавшего испанский во многом через французский. Пришлось принять наиболее простое решение и попросить принести мне блюдо, над которым с наслаждением завершал расправу мой соотечественник. Впрочем, через несколько минут я делал то же самое. Мясо оказалось невероятно нежным и больше всего походило на цыпленка. В конце концов, с помощью переводчиков испанского языка, мне удалось выяснить, что наслаждение у нас вызывали лягушки. На другой день, заказав это блюдо специально, я не смог его доесть… Конечно, этот эпизод не мог испортить общего впечатления от отеля, его кухни, обслуживания. Впечатление портилось от магазинов, в которых ничего нельзя было купить без карточек, нельзя было что-либо купить и на базаре, они были разогнаны как «рассадники империализма». Хозяин Кубы боролся с капитализмом еще более прямолинейно, чем российские большевики.
Его методы правления постепенно распространялись и на нас, гостей Кубы. Глава нашей делегации, председатель Верховного Совета Узбекистана Ш. Рашидов, на очередном совещании информировал делегацию о том, что Ф. Кастро требует принятия именно его текста резолюции, в противном случае, по его словам, ни один самолет с делегатами конгресса не поднимется в воздух. Несмотря на ласковый кубинский воздух и великолепные пляжи, это известие нас не порадовало. В нашей многочисленной делегации были разные люди. Очень милый и интеллигентный Ш. Рашидов с женой ничем нас не стеснял. Поэтесса Р. Казакова наслаждалась жизнью, а ее коллега — главный редактор журнала «Огонек» — кубинскими напитками, после которых мы с трудом укладывали его на кровать. Нашу делегацию курировали работники посольства, которые рассказывали о крутости фиделевского нрава, о заключенных, многие из которых были соратниками Кастро по революции. Тем не менее большинство населения обожало своего вождя и считало, что аресты и репрессии вынужденны. Это обожание периодически поддерживалось выступлениями Фиделя. Два из них пришлось наблюдать и мне. Одно началось около полуночи 31 декабря, проходило на открытом воздухе и продолжалось часа полтора. Кастро говорил медленно, четко произнося слова, делая паузы в выигрышных местах и обильно, по-латиноамерикански, жестикулировал. Он умел подбирать те слова, которые хотела от него услышать толпа. Он делал людей счастливыми, говорил об их особой миссии в мире угнетенных, о борьбе с теми, кто не хотел терять свое богатство, а потому пытался испортить им жизнь и беспощадно их эксплуатировал. Новогодняя ночь была седьмой годовщиной победы кубинской революции, и выступление вождя сопровождалось буйной музыкой, зажигательными танцами и опьяняло потомков кубинских индейцев, африканских негров и белых завоевателей.