— Подожди чуток, пусть настоится каплю. Если некрепко — бросай еще.
Она пододвинула мне баночку с зеленым порошком и чашку. Я вцепилась в чашку обеими руками и только теперь поняла, как озябла. Каменные полы и прохладная ночь кого угодно заморозят.
— Садись, чего стоишь?
Я опустилась на косоногий табурет и уставилась на старуху. Только сейчас я поняла самое главное.
— Ни одного ребенка... Так он, наверное, сам...
Старуха ухмыльнулась, обнажив редкие желтые зубы.
— Не вздумай только принцу об этом сказать. Августейшим особам не положено рождаться пустыми. И еще меньше они хотят слушать чьи-то домыслы. Язык за зубами, деточка, язык за зубами, не то скинут тебя со счетов раньше положенного, и дело с концом.
Так вот почему меня так быстро сосватали... Они просто перебирали девушек из знатных семей — одну за другой! Не мог же, в конце концов, Арон жениться на какой-нибудь купеческой дочке. Начинали они, наверное, с богачек, но к седьмому разу с богатством и знатностью вместе не задалось, и остановились на мне... После меня, наверное, плюнут на условности и перейдут к простолюдинкам...
Вот потому и срочность, и никакой пышности: повенчали в храме, отужинали и отправили в постель. А невест из других краев искать не стали, опасаясь международного скандала — попробуй разозли соседа, он еще войной пойдет! Такую невесту как негодный товар не выбросишь, и от родственников одним золотом не откупишься...
И обучали такую «пробную» жену, наверное, только на всякий случай, на скорую руку. Если все получится — новая императрица хотя бы не спутает вилки за званым ужином. А нет — много труда впустую не потратят.
Я прикусила губу. Чашка приятно грела ладони, а вот на душе было холоднее некуда.
Я просто очередная девка в постели принца. Хотя, может, с любовницами-то он и обращается получше. Или нет? Может, и спит он с кем ни попадя уже без удовольствия, лишь бы увеличить шансы? Но нет, я видела его лицо — он наслаждался каждой секундой нашего чудовищного соития. Я поклясться была готова: в те мгновения он меньше всего думал о собственном наследнике...
— Но это же просто очевидно! — вдруг возмутилась я. — Если столько женщин, и все — ничего! Должны же это во дворце понимать?
Старуха с шумом прихлебнула своего настоя и прикрыла глаза.
— Не так-то, девочка, все просто.
Я ждала продолжения, но старуха баюкала в руках чашку, устроившись поудобнее на своем табурете, смотрела куда-то в тьму за стеклом и мурлыкала что-то под нос.
Я не утерпела и все-таки спросила:
— Так в чем же тогда дело?
Старуха вдруг развернулась ко мне, и я вздрогнула. Глаза у нее были светлые, почти белые, и зрачки оттого казались страшными колючими точками. Мне и почудилось, что старуха меня своим взглядом прошивает — точно бусинку на нитку нанизывает.
Седьмую.
— Есть пророчество, — опять ухмыльнулась она, и меня передернуло.
Щербатая желтая улыбка и светлые глаза придавали старухе воистину жуткий вид. Захотелось вскочить и убежать, но я переборола испуг.
Она что-то знала, и ради этого знания стоило потерпеть.
— Пророчество? — переспросила я.
— Давным-давно Арону предсказали, что его сын объединит Растерзанные земли.
Я не разбиралась в политике, но слышала от отца, что Растерзанными землями в Аррезии называют все окрестные королевства. Говорили, что все они когда-то самовольно отделились, и нет для императора мечты слаще, чем все эти земли себе вернуть.
— Значит, сын будет, — прошептала я.
— Так гласит пророчество, — кивнула старуха. — Только кто станет его матерью — это пророчеству неизвестно.
Я опустила голову. Как много от меня, оказывается, скрывали... А знал ли отец?.. Что значилось в том договоре, который прилагался к письму Его Величества?..
Мне стало дурно. Я вдруг почувствовала себя такой одинокой, что захотелось плакать. Чтобы и вправду не разрыдаться, я отпила немного отвара.
Я представила, как завтра ночью ко мне придет Арон, а я буду смотреть на него совсем другими глазами.
Седьмая жена.