Значит, по делам... И какие у него дела? Где? Надеюсь, не лишает моих родных содержания?..
К званому вечеру «средней пышности» меня готовили тщательнее, чем к собственной свадьбе. Явилась швея. Долго и мучительно меня обмеряла, тыкая булавкой то тут, то там, и за те три часа, что мне надлежало стоять в неподвижности, ноги мои затекли так сильно, что я едва не рухнула. Голова тоже кружилась, но выбирать ткани можно было и из кресла.
— Вот этот муслин, Ваше Высочество, посмотрите, — швея рассыпала передо мной целый ворох образцов. — Лиловый вам к лицу, Ваше Высочество...
— Не говори ерунды, — отрезала Марисса, отстраняя меня решительным жестом и усаживаясь перед швеей. — Лиловый для деревенских дурочек. Нам нужно что-то серьезное. Темно-синий. Пожалуй, подойдет.
Мне показалось, что темно-синий почти неотличим от черного, и лицо у меня от него приобрело бы нездоровый землистый оттенок, но Мариссу было не переубедить.
— Темно-синий — цвет благородства. И никаких кричащих украшений, конечно. Нет, уберите.
Марисса отбраковала содержимое всех сундучков, которые принесла Рикка, но выудила из последнего тонкую нитку скромного жемчуга и кивнула.
— А вот это подойдет.
Она приложила его к моей шее, и я дернулась. Жемчуг был ледяной.
— А может, обойтись вообще без украшений? Все эти камни так старят...
Я хотела возразить, что показаться старой мне не грозит, увешай она меня драгоценностями из всех этих сундучков. Но крышки захлопнули, сундучки унесли, и я осталась ни с чем.
— Естественная красота в вашем возрасте — лучшее украшение.
А была ли я, по мнению Мариссы, красивой? Судя по выражению ее лица, она в этом сильно сомневалась. А может, в этом ее задача и заключалась: сделать из меня серую мышку.
В своих подозрениях я убедилась спустя неделю. Меня одели в готовое платье, а служанка по указанию Мариссы уложила мне волосы в простую высокую прическу. Из зеркала на меня смотрела бледная, незаметная девушка. Единственным моим украшением были, пожалуй, только синие глаза, но и то: раньше они блестели и смеялись, даже если губы не улыбались, а теперь потускнели. Пока Марисса не смотрела, я выдернула из тугой прически несколько прядок по обе стороны лица. Бунтовать так бунтовать!
К счастью, легкого изменения образа Марисса не заметила. Она вообще больше на меня не смотрела, а только тянула за собой по коридорам, не выпуская локтя.
— Опаздывать нам не положено, Ваше Высочество.
Про себя я фыркнула. Я ведь принцесса, и даже мне — никаких поблажек... Хотя чего это я вдруг захотела? Забыла, что ли, какой я была принцессой по счету?
Я понадеялась, что встречу принца на приеме, и потому захватила порошок с собой. Чтобы не уронить его, мне приходилось сжимать кулак и придерживать кисет изнутри рукава. Оставалось надеяться, что Марисса не заметит, как я цепляюсь за манжеты.
Но Арона на вечере не оказалось. А я никак не могла взять в толк: что же это за «средняя пышность», если в зале столько людей, что и за час всех не пересчитаешь?
Вдоль зеркальных стен зала тянулись длинные столы с закусками. На дальнем конце, за баллюстрадой, расположился оркестр. Играли какой-то медленный танец, которому Марисса меня еще не обучила, и потому она указала мне место на дальней банкетке, рядом со старухами и костлявыми девчушками, которых, очевидно, никто не приглашал.
Едва не раскрыв рот, я крутила головой по сторонам. Столько света, золота, зеркал! Горели сотни, нет, тысячи свечей... Играли скрипки, виолончели, тромбоны и прочие инструменты, названия которых я еще не выучила. Мелькали юбки и фраки, сверкали драгоценности, благоухали цветы...
У себя в покоях я чувствовала себя незаметной. Здесь, наверху, посреди великолепия, которого я и представить себе не могла, я ощутила себя уродливой.
Марисса одела меня поскромнее намеренно: я не только не привлекала внимания, я стала попросту неинтересной. Еще бы, очередная принцесса... Зачем на нее смотреть?
Зажатая между двумя разодетыми старухами и придавленная их многослойными юбками, скоро я почувствовала головокружение. Духи у обеих были такие крепкие, что я едва дышала.