Чем я была больна, заразна ли я, я так и не выяснила. Я допытывалась у Мариссы, когда она возобновила свои уроки, а я не слишком окрепшей еще рукой взялась за перо и чернила, но она только пожимала плечами. Меня посетила жутковатая мысль: а не носила ли я ребенка? Что если, с ним что-то приключилось, и мне не удалось его сохранить? Но ни подтвердить, ни опровергнуть свои догадки я не могла. Тело мое от болезни ослабело, но цикл держало ровно, как по календарю.
К тому времени, как мне дозволили возобновить конные прогулки, деревья растеряли последние листья, завыли ледяные ветра, а утром дорожка к конюшне была сизой от инея. Я потерялась в днях и совсем сбилась со счета, но теперь стало ясно, что мой шестимесячный срок вышел наполовину. Приближались зимние торжества, скоро выпадет снег — а принц ко мне не заходил. После болезни я этому только радовалась. Что, если он позабыл наше последнее утро, и теперь возьмется за старое? От этой мысли меня пробивал озноб, будто болезнь вернулась.
Но тем утром, одетая в легкую меховую накидку для конной прогулки, я думала совсем не об Ароне. Марисса подвернула лодыжку на обледеневшей тропинке и сопровождать меня не смогла. Она послала служанок за фрейлинами, но те то ли не торопились, то ли не хотели со мной ехать вовсе, и я хотела поскорее вскочить в седло и уехать в рощу без сопровождения. С территории дворца я бы все рано никуда не делась, но кататься в одиночестве мне все равно не позволяли.
Звездочка слушалась плохо, прядала ушами, пугалась собственных шагов. Копыта ее хрустели на сизой траве — мы пересекали луг, позабыв о дорожках. Когда мы вошли в рощу, я уже думала, что удача мне улыбнулась, и фрейлины за мной не последовали, но позади замаячила темная фигура. За переплетением голых ветвей я не видела, что это за конь и кто в седле, но я решила не испытывать судьбу и выслала Звездочку во весь опор.
Она сорвалась с шага прямо в галоп и скакала долго, с упоением. Мне почти не требовалось ее подгонять, и она просто летела вперед, как будто ужасно соскучилась по настоящей скачке. На прогулках с Мариссой и фрейлинами мы по обыкновению ходили. Иногда — чинно рысили. Но никогда не скакали галопом.
— Вам некуда здесь спешить, Ваше Высочество, — говорила Марисса.
Уж конечно. Не стоит учить пленную птичку летать. Пусть просто ходит, а пешком ей в случае чего далеко не убежать.
Но я все детство провела в седле, и позабыть знакомых движений никак не могла. Хорошо, что Марисса об этом не знала. Иначе, чего доброго, запретила бы кататься вовсе.
Когда выбились из сил мы обе — и я, и Звездочка, — роща расступилась. Мы вышли на полянку у берега ручья. Лошадь остановилась, чтобы попить, я отпустила поводья и, переводя дух, скинула меховую накидку на локти. С непривычки я запыхалась, но дышалось чисто и легко — свежий морозный воздух мне нравился.
Поток шумел так громко, что я не расслышала приближения другого коня. Я решила, что ни одна фрейлина не погонится за мной как безумная по лугам и рощам, и погони не опасалась. Но меня все-таки догнали.
— Да, против вас я бы не поставил, — зазвучал знакомый голос.
Я вздрогнула, и накидка соскользнула с моих рук на землю. Обернулась — это и вправду был виконт.
Одетый в щеголеватый красный китель с меховой оторочкой, он держался в седле ровно и крепко. Конь слушался одного движения его мизинца на поводьях, и сейчас встал как вкопанный, даже не глядя в сторону ручья.
— Позвольте.
Виконт выскользнул из седла, подхватил мою накидку и отряхнул ее. Я протянула руку, но он качнул головой:
— Позвольте за вами поухаживать.
— Вы не дотянетесь, — возразила я.
— Тогда спускайтесь, — улыбнулся он.
От быстрой скачки он не запыхался — только смахнул со лба прядь.
— Прохладно. Как бы вам снова не простудиться, — заметил он, перебирая пальцами мех на моей накидке.
Я на секунду засмотрелась. Длинные и тонкие, но жилистые, очень мужские пальцы. На таких бы прекрасно смотрелись фамильные перстни, но виконт ничего подобного не носил.