Я сжала его коленями, а он вдруг размахнулся и отвесил мне пощечину.
— Ты, грязная маленькая...
Я подалась вперед, даже не схватившись за щеку. Я вдруг обнаружила, что мое тело больше не боится его грубости. После той ночи и утра, когда я подчинила себе Арона и почувствовала удовольствие сама, тело как будто не хотело больше страдать. Оно знало, что бывает и хорошо. И теперь боль, отмеченная мыслью, что по-настоящему Арон мне все-таки пока навредить не хочет, обращалась удивительным наслаждением.
— ...сучка? — подсказала я ему мягким шепотом.
Арон сгреб меня, как ворох простыней, прижал всем своим весом и принялся двигаться во мне так исступленно, что я теперь стонала, не скрываясь.
И как могла я, красневшая от появления принца, стонать так громко и так бесстыдно?
Но мое тело подчинялось, похоже, совсем другим законам, и не слушало тех проблесков мысли, которые нет-нет, да звучали где-то на задворках сознания.
Когда Арон, содрогнувшись, остановился, я ощутила разочарование. Хотелось еще, но принц отодвинулся, оправил одежду и, откинув занавеску, уставился на дорогу. Прохладный ветерок играл с его растрепавшимися прядями, на щеках играл румянец. Но я зря надеялась на то, что Арон позабыл о начатом разговоре.
— Если родишь не от меня, а от него, об этом узнает весь двор, — прошипел он сквозь зубы, не глядя в мою сторону. — Встретишься с ним еще раз — пеняй на себя.
Я огладила юбки и снова натянула меха. Мне было жарко, но я снова захотела отгородиться от Арона. От былого восторга не осталось и следа. Я не знала, что делать: оправдываться или молчать? Ведь с Лансом у нас был всего один... ну хорошо, два поцелуя. Но это не сделало его моим любовником, да и где бы нам с ним прятаться? А если бы я все-таки родила от него ребенка — как различить, кто отец? Ведь младенцы же все такие одинаковые!
Арон не удостоил меня объяснением. Расспрашивать тоже не стал, и дальше мы ехали много часов в мучительном холодном молчании.
Я ерзала, думая об этом его «пеняй на себя», и не понимала, что это значит. Стоит ли мне бояться по-настоящему или это пустая угроза, всего-навсего для острастки? Он говорил так равнодушно и в мою сторону совсем не смотрел... В том, что Арон меня не любит, я не сомневалась.
А кто вложил в его голову дурацкую мысль, будто у меня есть любовник? Служанки? Его собственная любовница?
Я вспомнила, как Фрина подбирала хлыстик, глядя мне за спину после прогулки по роще, и задрожала.
Неужто она?.. Но герцогиня ведь даже не видела нас вместе. Виконт просто ехал вслед за мной, и притом в отдалении. Каковы были шансы просто-напросто столкнуться на конной прогулке и разойтись? Но нет, она достроила картину по своему усмотрению. Мужчина и женщина в безлюдном саду — здесь что-то нечисто! И ведь отчасти она была права...
А принц... Он ведь даже не устроил мне сцену ревности. Да, он попытался меня по своему обыкновению изнасиловать. Но у него не вышло: мне понравилось. И теперь все, чем он меня удостоил — это предупреждение о ребенке и слабая, не слишком ясная угроза? Он не стал меня избивать, не стал костерить на чем свет стоит, не пообещал убить меня и виконта… А может, он и не знал, кто он, этот мой предполагаемый любовник? Скорее всего, детали ему были совершенно не важны.
Ему было все равно. Его беспокоил только наследник, но и здесь у него, похоже, были свои тузы в рукаве. Только вот какие?
Я ломала голову всю дорогу до самого вечера. К ночи процессия замедлила ход, и я, заглянув украдкой в щелочку между занавесок, обнаружила, что мы приближаемся к городу. Нас поглотили шумы, крики и вопли, но лошади упорно тянули повозки, пока я не уловила странного солоноватого аромата в воздухе. Я чувствовала себя ослепшей от невозможности выглянуть наружу как следует. Принц задернул занавески крепко-накрепко, и взглядом меня не удостоил.
Потом карета остановилась окончательно, распахнулась дверца, и мне подали руку. Солнце уже давным-давно зашло. Вокруг было темно, что-то скрипело, стонало и плескалось. Горел фонарь в руках слуги, где-то вдалеке мелкими пятнами на воде отражался свет. В ноздри ударил уже знакомый соленый аромат, я вскинула взгляд и увидела огромный изогнутый бок галеона.