Неужели так бывает?
Да, я совершаю ужасное — я изменяю человеку, которому поклялась в верности перед лицом богов.
Но разве не совершал ли Арон ужасное со мной?..
Когда все до единой одежды были скинуты на пол, я шагнула к Лансу без сомнений.
Я млела от его нежной настойчивости, мягкой силы. Виконт уложил меня на постель и гладил, целовал, снова гладил и целовал... Он расплел мои волосы и долго их перебирал, а я лежала, прикрыв глаза, и по коже бежали мурашки. Я подавалась к нему вперед, когда он проводил ладонью по моим бедрам, но он снова не спешил, как будто решил свести меня с ума от нетерпения. Я чувствовала его твердость, прикасалась к его достоинству, но Ланс отводил мои руки, шепча мне на ухо:
— Сначала ты.
Я не слишком понимала, о чем он говорит. Соитие — это ведь нечто одновременное. Разве может здесь быть очередность? Но когда Ланс все-таки мягко надавил мне на бедра, заставляя легко развести ноги, я почувствовала что-то совсем другое.
Его пальцы скользнули между бедер. Сначала внутрь, и я закусила губу. Но потом выскользнули и провели снаружи, совсем близко. Мягко, но требовательно. Кругом и почти мимоходом. Надавили, отыскав какую-то удивительную, чувствительную точку, и я закусила палец, только бы не застонать.
Нет-нет, нельзя шуметь! Нельзя привлекать внимание...
Но чем быстрее двигались его пальцы, чем сильнее возрастало напряжение в этой изумительной точке — и как он ее отыскал? — тем больше мое тело расслаблялось и одновременно напрягалось, лишая меня всякого контроля. Я едва ли чувствовала руки и ноги — они вообще мне не принадлежали. Все мое существо вдруг сосредоточилось там, под пальцами Ланса, так чувствительно, так ярко, так остро...
Наслаждение накатило так резко и так сладко, что я застонала, не скрываясь. Нет, я не могла думать о стражниках в такой момент, я вообще едва ли о чем-то думала...
Когда открыла глаза, все мое тело ныло, сердце колотилось, дыхание так и застревало в горле.
— Как... Как ты это сделал? — выдохнула я.
Ланс приблизился, накрыл мои губы своими, и я больше не говорила. Я просто подалась ему вперед, и он вошел в меня — так естественно и так просто, будто наши тела были созданы для того, чтобы соединиться. Он заполнил меня целиком так, словно я была для этого и предназначена.
А потом Ланс принялся двигаться. Сначала — с все той же медлительностью, не торопясь и будто пробуя меня на вкус. Он целовал меня снова и снова, покрывал поцелуями лицо, смотрел в глаза, но двигаться не переставал. Я тоже глядела прямо на него, и от этого мне казалось, что мы и вправду слились в одно целое. Мы дышали в унисон, двигались в унисон, в это самое мгновение мы и жили в унисон.
После того, что Ланс проделал пальцами, тело мое отзывалось на ласки еще ярче, растревоженное, разбуженное. Я прижималась к Лансу, и руки мои бродили по его широким плечам, крепкой груди, гладкой, покатой талии... Я не могла наглядеться, но когда темп ускорился, я не выдержала снова прикрыла глаза.
Потом снова стонала, не понимая, как удержаться. Ланс двигался так нежно и при этом так настойчиво, что в голове моей вдруг пробежала мысль: вот так, наверное, и занимаются любовью...
Когда его тело напряглось, он выдохнул мне в ухо одно слово:
— Таллия.
И от нового его движения, которое вдруг отозвалось внутри моего тела тесно и сладко, я сжала колени вокруг него крепче прежнего. Накатила волна, тело изогнулось само по себе, с губ сорвался новый стон, громче прежнего...
Потом мы лежали, прижавшись друг к другу на узкой койке, изможденные, и в голове моей царила такая невероятная пустота, что я едва помнила, кто я.
И только потом, когда Ланс пошевелился, я вздрогнула.
— Но ты же... Ты же не... — в ужасе зашептала я, скользнув рукой себе между ног.
Знакомой влаги я не почувствовала, но Ланс только улыбнулся.
— Не волнуйся.
Он присел на край койки, и я уставилась на его достоинство. Оно было словно во что-то одето — в какую-то легкую материю, похожую на прозрачный шелк.
— В отличие от принца, я в наследниках пока не нуждаюсь, — объяснил Ланс, стягивая с себя странную одежку.