— Как это? — не поняла я.
— Боюсь, с учетом условий твоего взросления ты никогда не освоишься во дворце полностью. Но от тебя по большому счету это и не требуется. Главное — наследник.
Отец любил говорить сложно, но что такое эти его «условия взросления», я поняла сразу. Наша бедность помешала выучить меня так, как приличествовало особе королевской крови, и не было у меня ни гувернанток, ни учителей, ни наставниц, которые воспитали бы из меня томную светскую даму, которая может рассуждать на любые темы наравне с мужчинами.
И теперь, в императорском дворце, мне поспешили об этом напомнить.
— Ваше Величество!
Служанки упали в реверансах и тут же попятились к дверям, чтобы исчезнуть.
В мои покои, шурша шелками, вплыла женщина. Я видела императрицу вчера на приеме, но не успела разглядеть как следует. Теперь же я рассмотрела и острый нос, похожий на птичий клюв, и совершенно седые волосы, уложенные в модную высокую прическу, и руки, опутанные сеточкой выпирающих вен. Императрица была немолода, и, как я слышала, очень больна. Потому и завтраки ей подавали только в постель. Но сейчас было раннее утро, я сама едва проглотила вареное яйцо с паштетом, а Ее Величество уже была на ногах и никаких признаков недомогания не выказывала.
— Таллия, — процедила она.
Я присела в глубоком поклоне. Волосы мои еще не просохли, и влажные пряди холодили шею.
Императрица медленно подошла, приподняла мое лицо, взявшись ледяными пальцами за подбородок, и всмотрелась в глаза. Разглядывала она меня долго, а потом, наконец, вынесла вердикт:
— Порода заметна. Но не обольщайся. Лучший приплод приносят суки беспородные. Тебе придется постараться.
Я едва сдерживалась, чтобы не задрожать. Вскочив с места, чтобы поклониться, я отодвинулась от камина, и теперь мерзла. А при слове «сука» мне и вовсе захотелось зажмуриться. Еще живо было воспомнание, о том, как обозвал меня вчера Арон... А старание? Как будто пол и здоровье ребенка зависит от меня и моих желаний!
Императрица меж тем отпустила мой подбородок, развернулась, взметнув юбки, и вышла. Снова вернулись и защебетали горничные, но передышка оказалась короткой. Вслед за Ее Величеством в мои покои заглянула Марисса.
— А ну брысь.
Она махнула рукой, и прислужницы исчезли. Я застыла с прямой спиной на табуретке у камина, не зная, нужно ли мне приседать в реверансе и перед наставницей. Отец успел мне объяснить, что ко мне приставят не какую-нибудь простолюдинку, а знатную даму.
Марисса опередила меня и поклонилась мне сама.
— Со мной у вас занятия до самого чая, — объяснила она. — Я введу вас в курс дела по самым важным аспектам. Дворцовый этикет, знатные фамилии, расписание мероприятий на ближайший сезон...
«Мероприятий»! Я сникла. Звучало безрадостно.
— После чая — история, иностранные языки и музицирование. Танцы мы поставим на завтра, пение начнем послезавтра, а к верховой езде приступим ближе к концу недели...
Я оживилась.
— С женским седлом, естественно, — нахмурилась Марисса. — Насколько я знаю, такой посадке в вашей... деревне не учили.
Я вспыхнула. Селение за рекой напротив нашего поместья, может, и было небольшим, но называть его деревней я бы не стала.
— Сегодня, надеюсь, закончим к ужину, — продолжала Марисса. — В противном случае придется подать закуски прямо сюда. Его Величество настаивает на том, что ваше образование — приоритет.
После вопроса с наследником, конечно. В этом я в очередной раз убедилась вечером.
К ужину Марисса меня так и не отпустила, зато когда часы пробили полночь, на пороге моих покоев появился Арон.
Мы занимались в гостиной: там было больше света. Я думала, что мои мучения продлятся до заката — ведь невозможно корпеть над бумагами в темноте! Но служанки зажгли все свечи и принесли два дополнительных канделябра, так что даже к ночи комната освещалась ничуть не хуже, чем днем.
Марисса исчезла тут же, как появился Арон. Подобострастно поклонилась, попятилась к дверям и поспешила прочь.