Глава 22
Но Арон не вошел в меня снова, а только прижал к влажному камню и смотрел в глаза.
— Я их всех ненавидел.
Он сжал мои запястья с новой силой.
— Ненавидел каждую. Каждую.
Я смотрела ему в лицо с ужасом, а он как будто глядел сквозь меня.
— Ты и представить себе не можешь, как это, когда отец подсовывает тебе одну за другой — красивых, уродливых, умных, глупых... Одну за другой. Одну за другой!
Я хотела бы зажмуриться, вжаться еще крепче в скалу, но меня заворожила та ярость, которая так и полыхала в глазах Арона. Он держал меня крепко, но боли не причинял, и я лежала, не шелохнувшись.
— Сначала он просто подкладывал их мне в постель. Одна, вторая, третья... Потом колдуны нашептали ему, что богов не обмануть, что пророчество говорит о ребенке, рожденном в браке... И он стал искать мне жен. Только вот разводов боги не признают, и жена должны была быть одна... В храме одну и записали. А трахать мне предлагали все новых и новых. Знаешь, как я ненавидел всех этих сучек? Меркантильные стервы, шлюхи... Готовы лечь под любого, а если еще и империю дадут впридачу... О, как они стонали, как извивались! Как лгали, клялись в любви, на коленях ползали... Мечтали потом сесть на престол. Мечтали о служанках, тряпках и славе. Но бездна раздери меня, если я им позволю...
Он вдруг запнулся и перевел взгляд на меня.
Я вдруг улыбнулась. От страха — что же я только что услышала! — и одновременно от внезапной храбрости.
— Значит, это ты повелел, чтобы меня так просто одевали? И на приемах не выделяли?
Арон хмыкнул, помедлил, а потом коротко кивнул.
— Я потребовал, чтобы так поступали с каждой моей новой женой. И... с тобой.
Он смотрел на меня так долго, что я поежилась. Влажная скала казалась мне теперь совсем ледяной.
— Мне хотелось выбить из каждой эту дурь. Хотелось, чтобы они страдали. Чтобы стонали не от счастья, а от боли, жуткой боли! — он стиснул зубы. — Империи не дарят за то, что разделила постель. Не раздают за это троны. И любви тоже среди вот этого всего тоже быть не может. Я хотел, чтобы они знали. Чтобы если им что-то и досталось, то не задаром. Чтобы они выстрадали свое.
Арон помолчал, а потом вдруг прошептал, отведя взгляд:
— А еще я мстил отцу. Каждая из них получила и за моего отца. Ненавижу его... И отца, и это его пророчество, которым он так одержим.
Я шевельнулась под Ароном, и он, вдруг опомнившись, отстранился. Отодвинулся от меня, спустился поглубже в воду, прислонился к стенке грота. Я присела чуть поодаль, обхватив колени руками. По сводам бегали сполохи лилового света, и лицо Арона преобразилось. Я никогда его еще таким не видела. Он был зол, но это была не привычная агрессия, а злость разочарования.
— Он одержим Воссоединением. Он мечтает вернуть королевства, а колдуны все нашептывают ему и нашептывают... Утверждают, что это сделает его внук. Что он еще увидит день Воссоединения своими глазами. Восславит его. Внука.
Я взглянула на него внимательнее.
«Конкурент». Именно это слово обронила Фрина.
Неужели принц заранее завидует своему наследнику и тем лаврам, которые на него возложат за Воссоединение? Вся слава достанется его сыну, а Арон окажется не у дел. Все его предназначение, если верить предсказанию, сведется к тому, чтобы заронить семя того самого принца, который останется в истории.
Я дрогнула и отвела взгляд. Я и подумать не могла, что внутри у Арона может гнездиться такая боль.
Ведь еще там, на корабле он обмолвился о том, что предпочел бы ввязаться в битву, показать себя.
А собственный отец навязывает ему роль глупого быка-осеменителя, от которого и не требуется ничего больше, чем трахать самок.
Откуда же обо всей этой подноготной известно Фрине? Она только хорошо слушает и догадывается? Или здесь все-таки что-то другое?
От подозрений вся моя нежность испарилась.
— Они живые люди, — прошептала я машинально.
Принц взглянул на меня.
— Те женщины. Твои жены. Они могли хотеть чего угодно. Ошибаться. Но ты... Ты насиловал их.
Я сжала зубы. Арон смотрел на меня почти что с болью.
— Знаешь, каково это, когда в тебя входят насильно? — я повысила голос. — Нет, ты не знаешь. Откуда тебе знать...