Я не знала, в какой части замка я оказалась, но одно было хорошо: я на Каллихе, а не в каком-нибудь дурном сновидении или галлюцинации, которую наслала старая ведьма.
Все реально. Все в порядке.
Кроме того, что меня пытались задушить живые растения, конечно. Значит, не просто так эту лозу называют колдовской. Ох не просто так! Впрочем, я с самого начала подозревала, что такое название безобидному цветочку не дадут.
Важно было другое: ведьма тоже здесь, и совершенно неясно, чего она хочет. Зачем она допытывалась, люблю ли я Арона?..
— Ваше Высочество, постойте же!
Я вздрогнула и прижалась к стене. Я узнала голос сразу: это была Марисса. А вот тон звучал совсем незнакомо — в нем было столько мольбы и отчаяния, что впору было засомневаться, что это и вправду моя суровая, непробиваемая наставница, которая только и говорит, что о книгах и о том, что можно и чего нельзя.
О том, чего нельзя, конечно, на порядок больше.
Звук голоса шел из-за угла, и я украдкой выглянула. Лестница выходила в сторону открытой галереи, соединявшей башни. Ветерок колыхал цветы, свисавшие с арок красными стягами. На этом фоне темная фигура Арона очерчивалась так четко, что не узнать его было нельзя.
А вот Мариссу — с трудом. Она семенила вслед за ним — растрепанная, с взглядом умоляющим, виноватым. Платье на ней порядком помялось.
— Ваше Высочество! — заломила она руки.
Арон остановился вполоборота ко мне, и я видела, как гневно вздымаются его плечи, как горят глаза.
— Что еще? — рявкнул он.
Боль в ребрах притупилась. Слушать то, как принц повышает голос на мою наставницу, было настоящим удовольствием.
— Позвольте же... — пролепетала она и остановилась в полуметре от принца, прижав руки к груди.
Только сейчас я заметила, какое на ней открытое, почти неподобающее платье. Да нет же... Никакое не платье, а ночная рубашка! Отороченная вышивкой и кружевом, довольно роскошная — поэтому-то я сразу ее и не отличила от дневной туники.
Ткань так и струилась, выгодно подчеркивая изгибы фигуры и довольно сильно оголяя грудь. Я и подумать не могла, что у моей наставницы такие формы... Но Марисса была еще далеко не старухой. Она была старше моих фрейлин, но но морщины еще не испортили ее кожи. В заблуждение вводило вечно суровое выражение лица.
Только теперь его как не бывало.
— Ваше Высочество, — повторила она с придыханием. — Все это ужасная, ужасная ошибка!
— Кажется, твоя работа — следить за благополучием Таллии, — громыхнул Арон. — И где же она сейчас, твоя принцесса?
— Ваше Высочество...
— Как смеешь ты заявляться ко мне среди ночи...
— Ваше...
— Когда весь замок стоит на ушах...
— Ваше Высочество...
— Ни следа! Ни единого следа! Как такое возможно?
— Ваше Высочество, это ужасающая ошибка! — выпалила Марисса, еще крепче прижимая руки к груди, как будто хотела прикрыть ими свой неподобающий вырез. — Я неправильно истолковала ваши сигналы, я была уверена, что вы к ней равнодушны, что вы будете только рады...
— Рад? — Арон сощурился.
Марисса отступила.
— Рад ее пропаже?
Принц стремительно подскочил к Мариссе и навис над ней.
— Нет-нет, — пробормотала она. — Не пропаже, конечно... Ведь неизвестно, что с ней случилось... С ней могло произойти что угодно... А неизвестность лучше печальных фактов...
— Печальных фактов?
— Я имею в виду, что она ведь могла не выдержать...
— Чего?
— Всего этого давления... Наследник, уроки, двор... Она ведь выросла в совершенно иной среде! А теперь еще и это путешествие, этот замок... В последние дни она так переменилась... Она прогнала меня, она была сама не своя, едва сдерживала слезы...
Вцепившись в каменную кладку, я сжала зубы. Что выгнала — истинная правда. А вот слезы перед Мариссой я лить даже не думала.
— Понимаете, в порыве чувств женщина может совершить что угодно, — продолжала шептать моя наставница.